Тайные тропы
Шрифт:
Тронулись с самого раннего утра, солнце только показалось на горизонте. Мерно жужжит силовая установка. Поскрипывают шпангоуты и лонжероны, свистит в снастях ветер. Нудно дребезжит за левым ухом какая-то разболтавшаяся заклёпка. Надо будет втык сделать ВК на рембазе, что не следит за состоянием техники.
Отблески солнца в озерах и ручьях. [35] Сквозь голубую дымку видны перелески и поля, местами зеленеет степь, а кое-где торчат из холмов каменные останцы. Редкие в этих местах селения можно определить по
35
Un peu de soleil dans l'eau froide.
Навстречу утренней заре, по Ангаре, по Ангаре… Фу-ты, привязалась мелодия, не отдерёшь. Чтобы перебить её, я воткнул в ухо наушники и поставил себе «Файрболл», ну там, где в начале «Уи-и-иу-е-йу», а потом Ян Пэйс так по барабанам «а-та-та-та» и вот вступает Гловер «бзж-жз-зж-уиу», и, чуть позже, Лорд запиливает на своём органе. Гиллан, конечно же, бесподобен. И в средине там Блэкмор «бж-бж-бж-бзззз». Ну вы помните. У меня тут такая подборочка, закачаешься. Там живьём Сантана в Вудстоке, просто улёт. Так что декаданс побоку, втыкаем Цепеллинов.
Первые признаки беспорядка я обнаружил, когда мы пролетели примерно сто пятьдесят километров вглубь земель Рода Красного Стерха. Столб чёрного дыма на горизонте подсказал мне, что где-то что-то не совсем в порядке. Не падайте духом, поручик Голицын, корнэт Оболенский, налейте вина… [36] К чёрту декаданс, я погружен в Burn. Но подсказал Сайнаре, что мы перемещаемся в направлении дыма. Эта земля больна. Диагноз мне был известен с самого начала. Теперь, главное — довести лечение до конца, невзирая ни на что.
36
Мы вошли в деревню с двух сторон. Сторон, собственно, было всего две. С другого боку деревня прилегала к реке, а с третьего — поля. Я с тройкой Николая прошел до харчевни, что обычно и было центром аула. Сел на пенёк и закурил, ожидая вторую группу. Внезапно раздалась короткая автоматная очередь, у кого-то нервы, что ли, не выдержали. Потом четыре выстрела подряд. Это, видать, Нюрка палит. Четыре выстрела, это значит четыре трупа. Девочка стреляет отменно, и, что примечательно, исключительно из ТТ. А вот и бойцы, тащат мужика, уже побитого.
— Ну что, — спрашиваю их, — четырёх завалили?
— Пятерых, — отвечает Нюргуна, засовывая в кобуру пистолет, — одного Эрхан зарубил.
— А с вами что за перец?
— Комиссар улуса. Всех убить обещал.
— Ну, пусть попробует.
Потихоньку на площадь начал стягиваться народ, привлечённый необычным шумом. Талгат в партикулярном платье изображал власть светскую, Ичил в своих обносках — власть духовную, я, соответственно, военную. Триумвират. Особая тройка. Мы же тут, типа, сейчас суд устроим, чтоб всё, типа,
Толпа гомонила:
— Они ничего не работают. По улицам ходят, с желтыми флагами, все пьяные, орут непотребные слова про свободу…
— Грабят дома, много пожаров…
— Продовольственные склады разграблены… В долине разрушены каналы, посевы смыты водой…
— Собираются в толпы и громят дома Старших Родов. Собираются идти на Алтан Сарай…
— Надевают одежды из пограбленных домов и радуются, что теперь они совсем как тойоны…
— …которые призывают грабить и разрушать, а кричат, что наши братья погибли за дело свободы и их кровь обагрила руки тойонов!
Я стоял и молчал. Гомон стихал, люди смотрели на меня, ожидая чего-то.
— Приветствую вас, уважаемые люди. Я вас выслушал. Что вы от меня хотите? Чтобы я разогнал всех бандитов на землях, где есть свой Улахан Тойон? Мы тут мимо проходили и решили помочь своим соотечественникам. Так что больше на нас не надейтесь. У вас почти пятьдесят мужчин, если бы каждый один раз ткнул эту мерзость вилами, у вас не было бы проблем. Ну ладно. За преступления против законной власти, грабежи, насилия и убийства, по закону Отца основателя, этот человек приговаривается к высшей мере социальной защиты населения.
Виселицу строить не стали, повесили на крепком суку столетней чинары, прям на площади.
Больше никаких торжественных проводов на тот свет мы не устраивали. Всё быстро и функционально. Приехали, зашли в село с двух-трех сторон, постреляли и ушли. В одном только ауле я зашел в харчевню и приказал хозяину:
— Соберёшь муннях, выберете нового старосту. Если кто будет возбухать — все вопросы к Улахан Тойону. Свободен.
К какому из Тойонов обращаться, я не уточнял. Не барское это дело. Я вывесил на шесте возле дома бея оранжевую тряпку, примерно такую же, как и мои бывшие трусы. Мы покинули аул, взгромоздились в рыдваны и двинули дальше.
Положение, судя по всему, было аховое. Мы летели вдоль речки Кирон-Ая в сторону столицы края города Улукун, и практически в каждом третьем ауле производили смену власти. Срывали желтые флаги и вешали свои. Оранжевая контрреволюция у нас. К вечеру мне всё это надоело, я тут не нанимался чистильщиком работать. Надо съездить, узнать, долго ли местные власти телиться собираются. С такими темпами мы до столицы не доедем и за десять дней. Пока мы выигрывали в темпе, а успех и отсутствие потерь — это явление временное, только за счёт внезапности. Если коммунары прочухают, что мы здесь, то наверняка вышлют своим подкрепление.
Вечером я позвонил Тыгыну и обрисовал ситуацию.
— Мы прошли вдоль Кирон-Ая от Омукучана до Ынахсыта. Из восемнадцати деревень — в семи нами обнаружены и уничтожены ячейки бедноты и комитеты. Агитаторы, активисты расстреляны. Комиссар повешен. Остальные деревни коммунарами разграблены, зерно вывезено, люди испуганы и прячутся кто где. Твои добровольцы почистили только окраины возле границ, а чем ближе к городу, тем положение хуже. Мы не можем гоняться за каждым отщепенцем по косогорам. Ты просил меня узнать, как дела, так я тебе докладываю. Дела херовые.