Тайные тропы
Шрифт:
Денис Макарович протянул руки к печи и задумался.
— Значит, придется забраться в дом, — как бы самому себе тихо сказал он.
Так думал и Никита Родионович. Другого ничего не придумаешь. Родэ и Трясучкину привезет машина, и неизвестно, кто еще в ней будет, кроме них и шофера.
— Поэтому-то я и думаю, что поручать дело одному Игнату рискованно. Уж больно он горяч. Притом возможна предварительная слежка за домом. — Изволин неторопливо погладил руками колени и нерешительно продолжал: — А что, если Андрея... Правда, и он как порох, того и гляди — вспыхнет, но другого никого не подберешь. Все мои люди сегодня в разгоне. В общем, подумай, а решишь — действуй. Времени-то мало осталось.
Андрей вернулся домой только в сумерки. Он молча разделся и сел за стол.
— Где был? — спросил Ожогин.
Грязнов поднял глаза и ответил, что ходил с Тризной смотреть дом в Рыбацком переулке.
— Ну и как?
— Нашли. Под шестым номером самый приличный дом в переулке, а то все мелкота и развалины. Глухое место...
— Глухое место? — спросил Ожогин — Игнату Нестеровичу будет трудно?
Андрей вдруг поднялся со стула и решительно заявил:
— Я пойду вместе с ним.
Ожогин нахмурился. Ему не понравился категорический тон Андрея. Нет, не Андрей будет решать вопрос, а он — Ожогин. Зная характер друга, Никита Родионович опасался, что, уступив ему один раз, придется уступать и в другой. А когда Андрей войдет во вкус боевой работы, оторвать его от нее будет трудно. Возникает угроза основному заданию, на которое они посланы.
— Мало ли что взбредет тебе в голову, — сказал спокойно Ожогин.
Грязнов покраснел, сдерживая волнение, прижал руку к груди.
— Поймите, Никита Родионович...
— Прекрасно понимаю. Прежде всего, такие дела мы должны решать сообща. Мы оба отвечаем за то, что нам поручено, что нам доверено.
Лицо Андрея пылало, губы стали сухими. Сбиваясь, он принялся с жаром доказывать, что он хочет действовать, что он должен совершить что-то большое, значительное.
Как и в первый раз, Ожогин выслушал Грязнова и так же спокойно спросил:
— Ты понял, почему я протестую?
— Да, но почему вы... — Андрей оборвал фразу на полуслове и подошел к окну, встав к Никите Родионовичу спиной.
— Вижу, что не понял, — сказал Ожогин.
Он решил довести урок до конца. Нельзя было выпускать из повиновения горячего и опрометчивого друга. И не только потому, что Ожогин боялся за исход дела, но и потому, что он полюбил Андрея, привязался к нему, жалел его как младшего брата.
Никита Родионович лег на тахту, выжидая, когда Андрей успокоится. Андрей все так же стоял у окна в только много времени спустя, наконец, тихо проговорил, не поворачивая головы:
— Я неправ, Никита Родионович.
— Ну вот, — спокойно проговорил Ожогин, поднимаясь с тахты, — надо собираться на занятия.
— Но я неправ не потому, что хотел итти, а потому, что решил это самовольно, — добавил Грязнов.
— Согласен, — сказал Никита Родионович, одевая пальто.
— Тризна встретит нас после занятий, и вы ему объясните... — попросил Андрей.
— А ты сам?
— Мне теперь неудобно, я напросился...
— Хорошо... Я скажу ему, — согласился Ожогин, — скажу, что ты пойдешь с ним...
Андрей не дал Никите Родионовичу договорить. Он подбежал к Ожогину, обхватил его за плечи руками и прижал к груди.
Ночь была на изломе. Высоко поднялись стожары. Жестокий мороз последних дней января давал себя чувствовать. Ожогин и Грязнов шагали домой — у обоих были подняты воротники пальто, надвинуты на уши шапки.
Затемненный город казался вымершим. Ни света, ни человеческой тени. Только снег, снег и снег. Им усыпаны мостовая, тротуары, крыши домов, он пушистыми хлопьями лежит на оголенных ветвях деревьев, отяжеляет и тянет книзу провода, образует причудливые шапки на верхушках столбов.
Воздух неподвижен и чист. Шаги звонко отдаются в тишине ночи.
Из-за угла выглянул человек. Друзья остановились, всмотрелись. Это Тризна, он ждет Андрея.
Молча поздоровались.
— Что берете с собой? — почти топотом спросил Никита Родионович.
— Парабеллум, три гранаты... На всякий случай.
Игнат Нестерович вынул из кармана маленькую яйцевидную гранату и подал Андрею.
— Спрячь.
Ожогин посмотрел на Тризну и сказал:
— Трясучкину не трогайте... Она нам еще пригодится.
— Едва ли... А в общем — видно будет, — сухо и отрывисто бросил Тризна.
Никита Родионович понял, что на эту тему говорить бесполезно, и приступил к делу. Он еще раз обрисовал Тризне расположение дома, рассказал, как надо входить в комнаты, которыми пользуется Родэ, напомнил, что Трясучкина оставит незапертой дверь, а условным сигналом будет приоткрытая ставня в окне.
— Не обманет она нас? — неуверенно подал голос молчавший до этого Андрей.
— Не думаю, — ответил Никита Родионович.
— Все у вас? — с обычной резкостью спросил Игнат Нестерович.
— Все-
— Ну, пошли, — и Тризна свернул за угол. Андрей торопливо последовал за ним.
В подвальном помещении Госбанка, где теперь размещалось гестапо, шел допрос.
В углу небольшой комнаты, освещенной керосиновой лампой, на табурете сидел человек. Обросший, исхудавший, с кровоподтеками под глазами, он выглядел стариком.
Человек молчал. У стола пристроилась Трясучкина. Родэ, заложив руки в карманы, медленно расхаживал по комнате.