Тайные желания джентльмена
Шрифт:
К ее разочарованию, он не стал спорить.
– Извините, - пробормотал он и опустился на колени.
– Позвольте мне собрать их для вас.
Как это похоже на Филиппа, думала она, наблюдая, как аккуратно он раскладывает по местам в сумочку ее черепаховый гребень, перчатки, носовой платок и кошелек. Уж этот ни за что не побросает все кое-как, лишь бы поскорее отделаться.
Уложив вещи в сумочку, он запер медную пряжку, поднял с земли свою элегантную серую фетровую шляпу, которая свалилась с головы во время столкновения, и, поднявшись, протянул ей сумочку.
– Спасибо, Филипп, -
– Как… - Она замолчала, не зная, стоит ли спрашивать о его брате, но потом решила, что правильнее будет спросить: - Как поживает Лоренс?
В его глазах промелькнул огонек, но, когда он заговорил, голос его был вежливо безразличным.
– Извините, - сказал он, - но то, что вы обращаетесь ко мне по имени, говорит о близком знакомстве со мной, а я этого что-то не припомню.
Она озадаченно поморгала глазами.
– Не припомнишь?
– повторила она и расхохоталась, но не потому, что ей стало весело, а потому, что она не верила своим ушам.
– Филипп, ты знал меня с тех пор, как я была семилетним ребенком.
– Ошибаетесь, - возразил он все еще вежливым тоном, хотя взгляд его стал жестким и безжалостным, - мы не были знакомы с вами. Мы вообще друг друга не знаем. Надеюсь, это ясно?
Мария возмутилась и хотела сказать какую-нибудь колкость, но он ее опередил.
– Желаю вам хорошего дня, мисс, - сказал он и, поклонившись, пошел своей дорогой.
Она повернулась и, прищурив глаза, посмотрела в его удалявшуюся спину. Он отлично знал, кто она такая, и только делал вид, что не знает. Высокомерный, напыщенный сноб! Как он смеет так пренебрежительно обращаться с ней?
– Приятно было снова увидеть тебя, Филипп!
– крикнула она ему вслед сладким, как мед, голоском.
– Обязательно передай от меня привет Лоренсу.
Он даже не оглянулся. Конечно, он притворился, что не знает ее. Этого требовало хорошее воспитание. Но еще до того, как она подняла голову и он увидел ее лицо, до него донесся запах ванили и корицы, и он понял, что это она. Сохраняя достоинство благовоспитанного постороннего человека, он помог ей собрать вещи, делая вид, что они никогда прежде не встречались, и довел этот фарс до конца, уйдя с места происшествия естественной неторопливой походкой. Однако Филиппу казалось при этом, будто его только что ударили кулаком, и он с трудом удержал равновесие.
Мария Мартингейл.
Он и не знал, что она в Лондоне. По правде говоря, он слишком редко вспоминал о ней, чтобы интересоваться ее местонахождением. Если бы у него была склонность к подобным бесполезным размышлениям, он мог бы представить ее себе женой какого-нибудь доверчивого бедолаги - не аристократа, конечно, потому что, если бы она поднялась так высоко, он бы об этом услышал. Нет. Он мог бы представить ее себе замужем за каким-нибудь процветающим коммерсантом средних лет, проживающей где-нибудь в Хакни или Клапаме. Но он не заметил на ее пальце обручального кольца, что его, откровенно говоря, удивило.
Возможно, она была теперь чьей-нибудь содержанкой. Филипп поразмыслил над таким вариантом, пересекая Чарлз-стрит и выходя на Беркли-сквер, но достигнув пункта своего назначения, отеля «Томас», он был вынужден отказаться от идеи представить себе Марию в роли куртизанки. Хотя ее красота могла бы сослужить ей хорошую службу, если бы она выбрала для себя такое занятие, но он с трудом представлял себе Марию в этой роли. Нет, Мария была кокеткой, которая дразнила и приманивала, но берегла честь для замужества, причем было предостаточно мужчин, которые были бы рады закончить свои мучения, предложив ей обручальное кольцо. Его брат, например, был наверняка готов жениться на ней. Этот болван так бы и сделал, если бы не вмешался Филипп.
К счастью, критической ситуации в виде «свадьбы с побегом» удалось избежать, причем это была одна из многочисленных критических ситуаций, связанных с братом. Филипп не ожидал, что когда-нибудь вновь увидит эту девушку. Ни в районе Мейфэра, ни тем более на улице перед входом в его резиденцию.
Он неожиданно остановился перед входом в отель «Томас», вызвав удивленный взгляд у ливрейного швейцара, который придерживал для него дверь. Интересно, что делала Мария Мартингейл в Мейфэре, стоя в задумчивости возле ступенек, ведущих к входу в его дом?
Он представил себе ее: огромные светло-карие глаза на лице, напоминающем формой сердечко, пряди белокурых волос, выглядывающие из-под соломенной шляпки-канотье, нежные алые губки, раскрывшиеся от удивления.
– От удивления? Как бы не так, - пробормотал он и, войдя в отель, пересек вестибюль, направляясь к чайной комнате.
– У этой маленькой интриганки имеется какая-то цель!
О том, что его брат вернулся из Америки и проживает вместе с ним на Халф-Мун-стрит, писали все газеты. Наверное, она прочитала об этом, а также о предстоящей помолвке Лоренса с американской богатой наследницей Синтией Даттон. Поэтому она теперь слоняется возле его дома, выжидая случай увидеться с его братом. Но с какой целью?
Не может же она надеяться вновь возродить романтические отношения с Лоренсом по прошествии двенадцати лет? Он чуть помедлил перед входом в чайную комнату, обдумывая этот вопрос, потом стряхнул пылинку с темно-синего костюма и поправил серебристо-серый жилет. Может быть, она это делает просто из любопытства? Или, возможно, пришла, чтобы попросить денег, хотя это была бы безнадежная трата времени, потому что он уже заплатил ей достаточно, и она должна бы понимать, что больше он не даст ей ни пенса. А на Лоренса, хотя он значительно добрее брата, надеяться нечего, потому что у него денег, как всегда, нет.
Заглянув сквозь раскрытую дверь в чайную комнату, Филипп заметил, что его брат прибыл раньше, чем он. Лоренс никогда не являлся вовремя, и его пунктуальность на сей раз, несомненно, объяснялась тем, что напротив него сидели миловидная шатенка мисс Даттон и ее матушка. Мисс Даттон явно оказывала умиротворяющее воздействие на его своенравного младшего брата, и Филипп очень надеялся, что эта тенденция сохранится и далее.
Он проверил, находится ли идеально завязанный узел его светло-голубого шейного платка точно между жестко накрахмаленными уголками воротника сорочки, и, прежде чем войти в чайную комнату, случайно бросил взгляд на свой лацкан… И остановился как вкопанный.