Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды)
Шрифт:
Величественная по своей красоте картина открывалась перед путниками. Чатыр-Даг, двухступенчатый горный массив, вытянутый с севера на юг примерно на десять километров уже нависал над ними. Они вступили на верхнюю яйлу и ясно видели перед собой две его вершины: Эклизи-бурун и Ангара-бурун. Там на ребристых отрогах и обрывистых склонах лежал, не тая, плотный, глубокий снег, гулял бешеный ветер.
Они полюбовались прекрасным горным видом, но подниматься к вершинам не стали. Пастушья заимка находилась на краю верхней яйлы. Дорога, проложенная среди горных лугов, летом — зеленых и роскошных, сейчас, в феврале, — печальных, покрытых высохшей желтовато-серой травой, поворачивала
Встречались им и островки леса: бук, граб, груша лохолистная, сосна. В труднодоступных местах, прямо над обрывами, рос реликтовый тис ягодный, стелились по земле кусты можжевельника. На выступах известняка, порой огромных, цеплялись корнями за камни полукустарники — дубровник яйлинский с кремоватыми одногубыми цветками и ясменник дернистый с нежно-розовыми трубочками своих венчиков.
Контраст в облике верхнего и нижнего горного плато удивил путников. Наверху почти сплошная дернина горных луговых степей. Внизу на фоне сероватых обнажений известняковых пространств, — темно-зеленые пятна древесной растительности. Всматриваясь, можно было заметить, что большая часть рощиц тяготеет к карстовым понижениям. Лишь в средней части нижнего плато лес рос вверх по склону, и в нем преобладали сосновые деревья.
Остановившись у глубокого провала, чуть ли не разрывающего дорогу пополам, они решили дать отдых лошадям. Ветер тут дул довольно сильный. Путешественники с трудом удерживали на головах треуголки, кутались в плащи, полы которых разлетались в стороны от порывов ветра. Снега они не видели, но сырой воздух верхней яйлы напоминал о его присутствии, правда, не здесь, но на двух вершинах Чатыр-Дага.
— Уже недалеко, — сказал Салих, тяжело опершись на посох.
— Спешить не будем, — Анастасия крепко сжимала в руках поводья. Но умница Алмаз и без того чувствовал опасность. Любое неосторожное движение могло привести к гибели. Широко расставив ноги, он, как статуя, стоял на камнях и изредка косил глазом на провал среди серовато-белых валунов. Конца-края ему не было видно. Лишь сбоку, на бугристой отвесной стене, удивляя своей жизнестойкостью, росло кривое хилое деревце с узловатыми ветвями и высохшими коричневыми листьями, каким-то чудом удержавшимися здесь.
Вдруг сбоку раздался лай. Лошади вздрогнули и зашевелились. Но суруджи Салих тревоги не проявил.
— Волки! — сказал он. — Собаки пастухов погнались за волком…
Проводник посоветовал сойти с лошадей и вести их в поводу, так как начинался спуск, усыпанный мелкими белыми камнями. Лай, ожесточенный и дружный, стал уноситься в сторону. Анастасия очень боялась, что он может обратиться к ним с тем же ожесточением. Ей уже рассказывали о чабанских собаках на Чатыр-Даге, которые могут легко порвать и свирепого волка. Никакого желания встретиться с ними сейчас она не испытывала.
Спуск через кусты и камни завершился на ровной и весьма обширной поляне. Из-за скал они увидели огонек костра, невысокие строения и забор, темные фигуры людей в островерхих бараньих шапках. Салих испустил дикий пронзительный вопль. Это проводник подал сигнал хозяевам заимка, что гости прибыли.
Взволнованный собачий лай мгновенно ответил ему. Хриплые, захлебывающиеся и ревущие голоса приближались. Через минуту отряд окружила
Чабаны прибежали, разогнали свору и повели путников к своему жилицу, довольно убогому. Страшные псы не отставали и шли рядом, рыча, глухо воя, вытягивая острые морды и враждебно обнюхивая пришельцев и их лошадей. Они покорились воле хозяев скрепя сердце и, казалось, все еще ждали сигнала, чтоб наброситься на чужаков и растерзать их, точно зайцев.
Чтобы войти в жилище чабанов, путникам пришлось пригнуться. Это была хижина-землянка, заглубленная в грунт примерно на метр. Еще на сантиметров восемьдесят над ней возвышались стены и крыша, сложенные из камней. В углу жилища, как раз напротив входа, в каменном же очаге горел огонь, а дым от него уходил в отверстие, проделанное в крыше. Два огромных плоских котла стояли на очаге. В них что-то тихо булькало. Широкоплечий и рослый татарин, находящийся возле котлов, периодически помешивал варево длинной деревянной ложкой.
— Мир дому твоему, Нуреддин-ага, — сказал проводник, при легком поклоне коснувшись рукой сначала лба, потом сердца.
— Будь здрав и ты, Салих, — кивнул ему чабан.
— Этих людей направляет к тебе господин наш Али-Мехмет-мурза, да продлит Аллах его дни. В большой дружбе пребывает он с ними. Оттого и ты должен принять их, как требуют того законы шариата, и помочь им в том деле, о каком они попросят.
— Русские? — Нуреддин-ага зажег от очага лучину и шагнул к путникам, желая получше рассмотреть их в полутьме хижины-землянки.
Кирасирам было в ней тесно. Они стояли плечом к плечу, подпирая головами крышу и подозрительно оглядываясь. Сперва их утомила опасная горная дорога, затем обозлили собаки, которых они сгоряча хотели перестрелять, да Аржанова не позволила. Чабанский прием показался им не очень радушным. Но он нисколько не обескуражил суровых воинов. Случись сейчас какая-нибудь заминка, они сразу пустили бы в ход оружие, и местным жителям крепко бы досталось.
Одетая, как все, в форменный кафтан желтоватого цвета, Анастасия оглянулась на свой отряд. Не воевать она приехала с чабанами, но просить их содействия в достижении важной цели. Выступив вперед, она сняла треуголку, поклонилась и голосом, исполненным глубокого почтения, произнесла по-татарски:
— Слуги великой царицы приветствуют тебя, о достойнейший из достойных…
— Женщина?! — От удивления Нуреддин-ага чуть не выронил лучину из рук.
…Его громкий возглас кирасиры, плохо знавшие татарский, восприняли как угрозу и схватились за палаши. Татарин отпрянул в глубь хижины-землянки. Но Аржанова жестом остановила подчиненных. У нее имелся подарок для чабанского атамана — золотые часы на золотой цепочке и в картонном футляре. Она достала его из кармана и, открыв, протянула Нуреддин-аге.
— Что это? — растерянно спросил он, хотя отлично видел предмет в руках курской дворянки.
— Царица посылает тебе часы, — сказала она. — Их украшает не только золото, но и надпись из Корана.
Аржанова нажала на кнопку, крышка брегета откинулась. На внутренней ее стороне чернели гравированные буквы арабской вязи, искусно сведенные в круг: «Аллах Акбар». Татарин подошел к ней совсем близко, взял часы и, поднеся к ним лучину, начал внимательно рассматривать. Грамотой он не владел, и надпись счел обыкновенным украшением.