Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды)
Шрифт:
Когда они выехали за околицу Курулу-Кыпчак и перевели лошадей на рысь, то сухой холодный воздух декабрьской степи проник в легкие Аржановой и заставил ее закашляться. Вскоре она привыкла к нему. Небо голубело над их головами, ясные дали открывались взору. Так тихо, так спокойно было вокруг, будто природа заснула глубоким сном. Только их обоз, двигаясь по двум серо-белым колеям, пробитым на равнине, нарушал тишину. Слишком звучно стучали копыта их лошадей по грунтовой дороге, слишком громко скрипели колеса их повозок.
Анастасия могла без помех предаться собственным мыслям. Они уносили ее далеко. Великолепный Григорий Александрович вытеснял в ее воображении все образы настоящего времени. Он царствовал в ее прошлом, и тогда зыбкие видения то города-новостройки Херсона, то по-имперски громадного Санкт-Петербурга возникали перед ней.
Между тем Анастасия хотела бы заглянуть в будущее. Она уже сделала первый шаг к нему, встретившись с Адиль-беем, и думала, что светлейший князь за эту встречу похвалил бы ее. Но много, очень много таких же татарских лиц Флоре еще предстоит увидеть, много бесед провести с ними, много подарков вручить, много посулов пообещать. Они поддадутся ее уговорам. Ведь слова победителей имеют необыкновенную силу, особенно когда за ними таится скрытая от посторонних глаз любовь, похожая на сон…
Пробуждение, как всегда, наступило внезапно.
Десяток стрел, просвистев в воздухе, вонзились в крупы и шеи коней, в кожаные навесы на арбах. Заржали раненые кони, закричали люди. Обоз остановился, являя собой превосходную цель. Особенность ситуации заключалась в том, что буквально четверть часа назад почетный эскорт степняков, почтительно попрощавшись с ними, повернул обратно. А из оврага, расположенного в стороне от дороги и малозаметного, наверх поднимались всадники в чалмах, кричали: «Аллах Акбар!» и скакали на русских с обнаженными саблями.
— Кирасиры! Не трусь! Слушай меня! — отдал приказ князь Мещерский. — Пистолеты вон! По моей команде: пли-и!.. Становись в строй «колено о колено»!..
Эту эволюцию бойцы из отряда Флоры, купив в Гёзлёве коней, отрабатывали каждый день. Но диковатые крымские скакуны пока плохо поддавались дрессировке. Не желали они ходить строем и близко друг к другу, а рвались по одиночке в степь, на свободу.
Стрельба из пистолетов в данном случае носила декоративный характер. Попасть в цель со скачущей лошади всегда весьма затруднительно. Да и выстрел, прогремевший над головой, пугал животное до невероятия, делал его малоуправляемым. Кое-как собрались бойцы разведовательно-диверсионной группы и охранники Абдулла-бея в кучу, чтоб встретить нападающих единым фронтом.
— Анастасия! — орал секунд-ротмистр и поднимал палаш, указывая ей направление. — Быстро в центр! Мы прикроем тебя…
Но не тут-то было.
Алмаз, почуяв неладное, поставил уши торчком, выкатил лиловые глаза и призывно заржал, точно участвовал в поединке жеребцов за лучшую кобылу. Он картинно поднялся на дыбы, на задних ногах сделал три шага, спустился, прыгнул вбок и, закусив удила, понес свою хозяйку прочь от рукопашной схватки, что начиналась на степной дороге.
Его, конечно, заметили.
Пять или шесть человек в чалмах, крича: «Вон она! Вон она!», увязались в погоню и попытались взять Алмаза в кольцо. Это обстоятельство подействовало на него как красная тряпка на быка. Злобно всхрапнув, жеребец перешел на полный карьер. Разве можно коротконогим, узкогрудым татарским ходокам состязаться в скачке с лошадью древнейшей, прекраснейшей породы, за многие столетия любовно выпестованной всадниками пустыни? Спина у нее гибкая и длинная, легкие — огромного объема, ноги — тонкие, с крепкими костями и сухожилиями, мощными мышцами…
Тут еще из-за поворота с визгом, свистом и улюлюканьем вырвались степняки Адиль-бея и, как стая волков, бросились в бой. Алмаз, не сбавляя аллюра, прошел через их ряды точно раскаленный нож сквозь масло, и один помчался по равнине, заросшей пожухлой травой, на север, обратно к Курулу-Кыпчак.
Аржанова знала и про бешеный нрав «араба», и про его первоклассные качества скакуна. Ей оставалось только крепко упираться ступнями в стремена, сохранять равновесие в седле и, натягивая повод с трензельным удилом, поддерживать контакт со ртом лошади. Силы животного небезграничны. Рано или поздно Алмаз остановится. Где это произойдет, пока неизвестно. Сейчас Анастасию больше волновало то, что происходило в степи, уже далеко за ее спиной.
Задумавшись, она перестала следить за дорогой. Потому остановка произошла не совсем так, как ей хотелось бы. Алмаз влетел в маленькую татарскую деревушку с единственной извилистой улочкой. Там ему навстречу медленно двигалась мажара, запряженная парой волов. На мажаре ехали, жалобно и громко блея, восемь козлят абсолютно белого цвета, связанные пеньковой веревкой. От изумления жеребец замер перед мажарой, как вкопанный, а русская путешественница, подчиняясь законам динамики, продолжила движение. Она перелетела через голову Алмаза, упала в повозку с козлятами и от удара потеряла сознание…
Князь Мещерский сказал, что в следующий раз при подобном обороте он вставит дуло пистолета мерзавцу Алмазу в ухо и пристрелит его. Все лошади у них в отряде как лошади, лишь «араб» при попустительстве хозяйки позволяет себе сумасшедшие выходки.
Сержант Чернозуб сказал, что пора взять Алмаза в ежовые рукавицы. Он позанимается с ним. После десяти-двенадцати проездок под седлом сержанта тот станет как шелковый. Тогда госпожа подполковница сможет ездить на нем куда угодно безо всякой опаски.
Капрал Ермилов сказал, что степь штука коварная. Он самолично зарубил троих бусурман в этой схватке, и пусть им всем неповадно будет впредь устраивать засады. Как бешеных псов, надо убивать тех, кто посягает на жизнь верных слуг великой царицы.
Абдулла-бей сказал, что все хорошо, что хорошо кончается. Однако женщинам не следует брать на себя поручения, связанные с риском для жизни, ездить верхом в мужском наряде, путешествовать по стране, охваченной мятежом. Место женщины — в семье. За стенами дома ничто не угрожает ее жизни. Своей красотой она будет услаждать взор своего господина, законного супруга, а это — самое главное.