Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды)
Шрифт:
Возможно, цена сережек и впрямь была невелика, но тонкость работы и художественное ее качество сомнений не вызывали. Светлейший князь не изменял своим привычкам, ничего не забывал и верил, что другие тоже не забудут.
Русская путешественница в задумчивости подошла к окну.
Со второго этажа постоялого двора, строения капитального и высокого, открывался вид на обычный восточный город. Купола и шпиль соборной мечети Джума-Джами, купол турецкой бани, расположенной недалеко от нее, круглая базарная площадь, узкие улицы. Их образовывали сплошные дувалы, или заборы, и стены домов, не очень больших. Ни одного окна, выходящего на улицу на первом этаже. Только маленькие калитки, всегда крепко закрытые. Мусульмане отгораживались от мира, чтобы замкнуто жить в своей семье.
Унылые песни муэдзинов прорезали тишину. Ближайший к «Сулу-хану» находился на тридцатипятиметровом минарете Джума-Джами и выводил голосом, не похожим ни на мужской, ни на женский, протяжные свои причитания:
— Алла-ax акба-ар! Ла иллаа-а илла-л-лаху-у ва-а Махаммад-ду-ун расул-л-лахи-и…
На самом деле это был приказ. Десятки правоверных в чалмах, в круглых черно-каракулевых шапочках и длинных кафтанах со свернутыми в трубочку ковриками — «намазлык» под мышкой торопились теперь к мечети. Холодный декабрьский ветер дул им в лицо, гнал по улице опавшие листья акаций, крутил на дороге белые столбики крымской пыли.
Вот чем обернулась для нее встреча со светлейшим в сентябре 1780 года в Херсоне.
Чужая страна, чужие люди, чужая религия, примитивные постулаты которой вызывали у Аржановой раздражение. А уж она-то постаралась понять загадочную восточно-азиатскую душу кочевника! Она выучила их язык, прочитала их священную книгу Коран и хадисы — литературные дополнения к нему — ознакомилась с произведениями их поэтов и ученых. Развитие этой цивилизации остановилось в XV веке. Оттуда, из глубин столетий, они хотели грозить современному миру, неустанно разоблачали его жизнь, естественно, весьма порочную с точки зрения людей родоплеменного строя, и, затевая войны, мечтали вернуть человечество во мрак Средневековья.
Впрочем, Флора быстро научилась разбираться в их дикарских правилах. Например, свойственную европейцам вежливость на переговорах они воспринимали как проявление слабости. Сегодня подписав соглашения, на следующий день без малейших колебаний нарушали их. Подкуп возвели в ранг закона и бесцеремонно вымогали взятки при всяком удобном и неудобном случае.
Она легко отдавала им золото, потому что секретная канцелярия Ее Величества планировала такие расходы. Но кроме золота, для лукавых крымских аборигенов предназначались еще и пули, метко выпущенные из карабинов и штуцеров. Никогда не останавливалась она перед применением силы и видела: страх смерти — лучшее доказательство правоты собеседника в споре с последователями Пророка Мухаммада…
Но в начале все-таки была любовь.
Анастасия Аржанова без памяти влюбилась в Григория Александровича Потемкина. Произошло это на домашнем вечере у премьер-майора и богатого купца Фалеева, взявшего генеральный подряд на строительство Адмиралтейства в новом городе Херсоне.
Светлейший князь явился к давнему своему знакомцу, чтобы немного развлечься, отдохнуть от тяжких трудов по освоению Причерноморского края, возложенных на него царицей. Рекомендательное письмо к Михаилу Леонтьевичу Фалееву Аржановой дал сосед по имению в Льговском уезде Курской губернии. Он советовал ей через Фалеева обратиться к вице-президенту Военной коллегии с просьбой пересмотреть дело о назначении пенсии вдове подполковника Ширванского пехотного полка Андрея Аржанова, героически погибшего в сражении с туркам при Козлуджи. Вроде бы пенсия Анастасии полагалась, но почему-то из Санкт-Петербурга пришел отказ.
Вечер с музыкой, танцами и легким угощением для гостей шел себе чинно-благородно, по заведенному порядку. Он ничем не отличался от множества других, ему подобных дворянских домашних праздников, пока мажордом не объявил о приезде губернатора Новороссийской и Азовской губерний.
Почти сплошь расшитый золотом парадный кафтан генерал-аншефа сверкнул среди скоромных мундиров чиновников и офицеров как солнце, да и сам князь, на голову возвышаясь над толпой гостей, улыбался, словно Адонис, великолепный и прекрасный. Черная повязка на левом глазу ничуть не портила его чела с румянцем на щеках, с высоким лбом и вьющимися над ним светло-русыми волосами. От него исходило волшебное сияние, и Аржанова, как и все присутствующие, повернулась к этому невидимому потоку и легко подпала под его воздействие.
Когда объявили очередной танец, то светлейший раздвинул толпу плечом и пошел к ней, чтобы пригласить на менуэт. Она послушно подала ему руку. Потемкин слегка сжал ее пальцы в кружевной перчатке. В тот миг молодой флейтист, игравший соло на вступлении к танцу, вдруг сбился, взял фальшивую ноту. Князь сначала посмотрел на балкон, где сидели оркестранты, потом перевел внимательный взгляд на нее и сказал: «Не будем слишком строги. Наверное, юноша задумался… о любви!»
Кроме этой фальшивой ноты, все остальное было у них по-настоящему.
Она приняла его приглашение и после вечера у Фалеева поехала не к себе на квартиру, снятую на Арсенальной улице, а в губернаторский дворец, хотя прежде на комплименты обходительных кавалеров так никогда не отвечала. Ночь в объятиях светлейшего показалась ей дивной сказкой, хотя после гибели мужа она не познала ни одного мужчины и в тот час в постели изо всех сил старалась скрыть боль и смущение. Утром, противясь его настойчивости, она чуть не выпрыгнула в окно и, объясняя князю свои правила поведения, прибегла к физическому воздействию — ударила Потемкина кулаком в солнечное сплетение. Но в то же время чувствовала, что без этого человека ей теперь не жить.
Как сумел светлейший среди бурных проявлений страсти, среди жарких объятий и ласк на смятых простынях угадать ее характер? Он словно бы видел в ней способности, пока таящиеся под спудом, ей самой тогда неведомые. Лишь изредка ощущала Анастасия какую-то странную горечь в сердце, размышляя об обычном для женщины будущем: семья, дом, дети.
Потемкин же предложил ей путешествие в Крым за казенный счет, опасные приключения, суровые испытания. Она выдержала их. Ныне, с высоты двухлетнего опыта работы в секретной канцелярии Ее Величества, Флора говорила себе: да, это была любовь, но это была и вербовка.
Простое, грубое слово. Однако оно точно выражает суть действия, очень распространенного, применяемого всеми спецслужбами европейских стран. Не хочешь — не соглашайся, уходи, беги прочь.
Аржанова осталась. Она поставила свою подпись под текстом присяги, будучи приглашена в кабинет императрицы в Зимнем дворце в Санкт-Петербурге. Разумеется, вопрос о пенсии за погибшего мужа тотчас разрешился положительно. Кроме того, ее собственное жалованье, царицей предложенное, достигало вполне приличной суммы.