Тайный агент
Шрифт:
– Слушай, - Коля зло посмотрел другу в глаза.
– Эти сволочи, твоего мизинца не стоят. Мы не сдадимся, слышишь? Надо сопротивляться. Всем и командиру тоже. Пусть лучше убьют в драке, чем сдаться. Ты меня понял? Смотри мне в глаза.
Взгляд Коли, в котором светилась злость и уверенность в своей правоте, вера в свои силы, благотворно подействовала на Сергея. Ему стало легче на душе, и когда Коля вновь спросил, понял ли он его, Сергей пусть не твёрдо, но ответил да.
– В таком случаи, давай ешь и на тренировку ночью пойдём.
Коля заставил съесть друга пирожки, а когда все улеглись спать они потихонечку вышли во двор. Ребята тренировались поздно ночью, в отведённое для сна время, когда командир уже спал. Склонный к алкоголизму, тот дня не мог прожить без выпивки, потому
– Всё Коля больше не могу, хоть убей, - Сергей сел на снег, тяжело дыша после часовой тренировки.
– Каждый день одно и тоже. Не хочу я так, понимаешь, не хочу! Не нравится мне такая жизнь, уж лучше умереть, - парень сжал кулаки, чтобы не расплакаться.
– А кому нравится?
– Коля сел рядом.
– Пойми, по- другому нам здесь не выжить. Видал командира. Фашист. Сволочь, - Коля сплюнул на снег.
– Тяжело мне Коля. Душевно тяжело. ...Жить не хочется.
– Если ещё раз это слово услышу - врежу. Ради того, чтобы не доставить удовольствие командиру, мы должны выжить. Понимаешь?
Сергей, молча, кивнул головой.
Глава.
Марченко Виктор, что-то весело напевая, вошёл в класс. Он отличался от ребят, тем, что никогда ни с кем не конфликтовал, то ли от того что боялся иметь собственное мнение, то ли боялся обидеть человека. Он был коренастым, с простым русским лицом, на котором особо выделялись глаза, всегда по-детски доверчиво, смотрящие на всех и всё вокруг. Руки у него были с большими ладонями. Казалось, природа предвидела тяжёлую судьбу парня, потому наделила его с рождения крепким здоровьем и большими ладонями, облегчающие выполнение физической работы. Родители у Вити умерли рано и всех своих: двух братишек и двух сестрёнок, он поднимал один. Школу Витя оставил, не проучившись в ней и пяти классов. Односельчане, видя старания парня и его любовь к родным, всячески прикрывали его от всевозможных проверяющих организаций, желающих одного - разбить семью, распределив всех по детским домам. Когда Витя уходил с артистом, его старшей сестрёнке было четырнадцать лет, а самому младшему братишке - десять. На общем собрании они решили отпустить Витю, желающего заработать денег, чтобы хоть кто-нибудь из их большой семьи смог получить образование.
Витя вошёл в класс, когда все уже расселись за парты и листали конспекты.
– Здрасьте, - бросил он командиру, проходя возле его стола, за которым тот сидел и что-то писал.
Ничего не ответив командир лишь поднял голову, чтобы посмотреть кто опаздывает. Витя едва отошёл от стола, как вдруг он почувствовал, что кто-то накинул на его шею удавку. Всё произошло в считанные секунды. Витя захрипел, его рот инстинктивно открылся, глаза, наполнились страхом и стали круглыми. Он несуразно стал махать руками, пытаясь оттянуть верёвку на шее, но у него это никак не получалось. Удавка была тонкая и ему никак не удавалось просунуть руки под неё. Ноги у парня стали заплетаться и казалось он сейчас рухнет на пол. Ребята, с ужасом смотрели на происходящее.
– Сопротивляйся...мать. твою, - сжав от напряжения зубы рычал командир.
Он время от времени ослаблял натяжение удавки, дабы не задушить парня и дать ему время, чтобы тот начал сопротивляться, но Виктора охватила паника. Его лицо стало синюшно-багровым, из горла выходили едва слышные хрипы, а сам он стал сползать на пол, ноги его просто не держали. Глаза закатились, и казалось, что он умирает или теряет сознание.
– Сопротивляйся, - командир тряс его.
И тут кто-то накинул пиджак на голову самого командира и ловким движением собрав его, туго стянул сзади. Поступление кислорода командиру было прекращено. Что происходило дальше походило на корриду. Разъярённый бык, в образе командира отпустил удавку и обеими руками вцепился в пиджак, пытаясь сорвать его. Виктор же, почувствовав свободу, судорожно задышал в полную силу. Ему не хватало кислорода, его грудная клетка ходила ходуном, но она была не в состоянии быстро восполнить потерю. Ко всему прочему, подавившись воздухом, Виктор раскашлялся. Но никто из товарищей не смотрел на него, тем более не пытался помочь. Взоры ребят были прикованы к командиру, который резким, сильным движением развернулся, и руки сжимавшие полы пиджака не смогли противостоять силе рывка, и пиджак был буквально вырван из рук, державшего его. Высвободив голову, командир в бешенстве уставился на героя, осмеливавшегося совершить подобное. Перед ним стоял Белохвостиков. Как оказалось, не Витя был последним. Вслед за ним через пару минут в класс вошёл Белохвостиков, а за ним и Коля. Белохвостикову хватило несколько секунд, чтобы, увидев багрово-синее лицо друга, сообразить, что надо делать. Зубы командира скрежетали, желваки как шарики перекатывались за щеками. Было видно, что он с трудом сдерживает себя. А Белохвостиков между тем стоял, готовый защищаться. Коля тоже встал ближе к нему, готовый прийти на помощь.
– Ты на кого руку поднял?!
– еле сдерживаясь, прохрипел командир.
– Так вы сами приказали сопротивляться. Я и...
– Дурень, ...мать твою! Тебе что ли я говорил? Какого чёрта ты вообще влез!
– командир уже орал.
– Витёк мой друг, - Белохвостиков, опустив голову, всё же оправдывался.
Казалось, командир лопнет от злости или убьёт парня, но ничего подобного не произошло он лишь рявкнул:" Всем по местам", - и первым сел за стол.
А потом грубо и со злостью добавил.
– Видели, как надо сопротивляться? Мне хватило пару секунд, чтобы освободиться от мешка на голове. А этот идиот панику развёл. Тьфу ты!
Белохвостиков поднял с полу пиджак и прошёл на своё место. По пути, он помог Вите подняться с полу и сесть за парту. Виктор был никакой. Отрешённое его лицо вызывало страх. Он походил на мертвеца или на человека, вернувшегося с того света, хотя возможно так оно и было. Его мозг, лишённый достаточного количества кислорода, дал сбой, да ещё жуткий стресс, испытанный нервной системой, окончательно выбили Виктора из колеи и он, не соображая ничего, сидел - тупо, уставившись в одну точку. .....
Глава.
Как ни странно, работы у врача Лёни было достаточно. Помимо ребят, в лагере жил обслуживающий персонал -это уборщики, повара, водители, сантехники, которые давно были как не молодыми людьми и в основном с криминальным прошлым. Множество болячек, не долеченных в тюрьмах свалились на голову Лёни. Он был за терапевта, гастроэнтеролога и за кардиолога, одним словом лечил всё. После появления Лёни старший доктор, он же начальник лагеря, весьма редко стал появляться в санчасти и то только по вечерам. Обычно он приходил с начатой бутылкой водки и настойчиво предлагал Лёне составить ему компанию, но тот никогда не соглашался. Однажды, доктор задержался, его потянуло на разговоры, и он разоткровенничался.
– Ты главное никуда не суйся. Запомни мои слова, иначе - хана, - доктор устрашающе провёл пальцем по горлу.
– Что тут происходит, если убить могут.
– Тебя это не касается. Ни о чём не спрашивай, делай своё дело, чтобы не увидел, если конечно домой живым вернуться хочешь. И ни чему не удивляйся, а, впрочем, что я говорю, это место не хуже некоторых. Я вот, к примеру, двадцать лет проработал, приходящим хирургом в одной психиатрической больнице. Психи они часто себя калечат. Так я там такого насмотрелся! Это только в газетах пишут, что прекращена практика изолировать неугодных людей в подобных лечебницах. Ещё как изолируют и так их там ломают, прямо фашистские пытки. А придраться вроде как к нечему, лекарствами лечат, но ты как врач понимаешь, что значит увеличение дозировки. ...Разболтался я тут с тобой, короче жить хочешь?
– А кто не хочет.
– Ну и хорошо. С тобой контракт заключили?
– Да. На четыре года.
– Ну, вот, глядишь на квартиру, заработаешь, - доктор встал и уже на выходе оглянулся, и добавил. - Деньги-то заработаешь, но сможешь ли после лагеря на свободе жить, - он остановился, хлебнул водки, прямо из бутылки и добавил. ...Мои четыре года давно как прошли, а я до сих пор здесь. Так -то брат...
Тогда слова доктора насторожили Лёню, и он даже им обрадовался, понимая, что не зря приехал, но как, оказалось, радовался он рано.