Тайный агент
Шрифт:
До областного центра добрался без проблем на фуре, которая ехала как раз в нужную ему сторону, мало того доехал бесплатно. Водитель, узнав, что он дипломированный хирург, стал задавать ему вопросы, и гонораром за консультацию явилась как раз бесплатная поездка. Сердечно поблагодарив, Лёня вышел в областном центре. Время уже было почти десять вечера. Если по выходу из дома, будучи в некотором волнение, он не почувствовал резкого похолодания, то, стоя на обочине областной дороги, в ожидании попутки - ощутил это по полной. Была осень. Точнее начало ноября и если ещё утром светило солнце, то к вечеру небо заволокли свинцовые тучи, подул холодный северный ветер, температура воздуха приблизилась к нулю. Одет он был в лёгкую демисезонную куртку, на ногах осенние туфли. Торопясь выскочить из квартиры на воздух, ожидая, что на улице душевная боль утихнет, он ко всему прочему ещё и забыл надеть шапку. И вот сейчас, Лёня стоял на обочине дороге, продуваемой со всех сторон холодным, пронизывающим насквозь ледяным ветром, в своей лёгкой курточке, без шапки, без перчаток. Мало того пошёл снег. Сорок минут ожидания, но ни одна пусть даже захудалая лошадёнка не проехала в сторону их деревни. Единственный фонарь, под которым он стоял, едва освещал местность и раскачиваемый ветром, жалостливо поскрипывал. И помимо холода, Лёню обуревал ещё и страх, что с минуты на минуту нить накаливания в лампочке, от столь сильной тряски не выдержит и оборвётся. Мысль оказаться в кромешной тьме на заснеженной дороге совсем не радовала его. Прошло ещё двадцать минут. Никогда, будучи деревенским парнем, ему не приходилось так мёрзнуть. Конечно, ему случалось ещё мальчиком, сопровождая отца в соседние сёла, пару раз оказываться в пути в лютый мороз, да ещё на подводах, но овчинный тулуп, да шапка ушанка спасали от любого холода. Его нынешняя одежонка ни шла, ни в какое сравнение с тулупом. Он окоченел до мозга костей. Смерть отца, да ещё этот холод, окончательно лишили его силы духа, и он равнодушно стоял уже больше часа, не желая вернуться в райцентр и попроситься к кому либо, пусть в ту же самую больницу, погреться и переночевать. Он и не заметил, как возле него остановился старенький "Уазик". Переднее окошко приоткрылось, и мужчина крикнул.
– Слышь, ты камикадзе, садись! Не порти мне статистику погибших от несчастных случаев.
Лёня не понял, что сказал мужчина, ему было всё равно, увидев, остановившуюся машину, не имея сил даже обрадоваться, он медленно стал открывать дверцу. Окоченевшие пальцы никак не могли схватиться за ручку. Мужчина, похоже, догадался, что парень сильно замёрз, потому поспешно вышел из машины и открыл дверцу. Кое - как, забравшись на сиденье, Лёня замер, не в силах даже поблагодарить.
– На - ка выпей, - мужчина, протянул ему крышку от термоса, наполненную горячим кофе.
Не дожидаясь, когда кофе остынет, Лёня стал пить кипяток. Лишь возвращая крышку, произнёс спасибо.
– Да, не за что. Ты куда направляешься -то?
– В... де... ревню Вяземская.
– А чего в такую погоду, да ещё ночью?
– На похороны.
– Да, ты что? Я участковый из вашей деревни - Константин Петрович. Так у нас по- моему только батюшка Александр скончался.
– Батюшка, мой отец.
– Вот дела. Ты меня браток извини, я в этих краях новенький, не признал тебя...Хорошим человеком был твой батюшка, очень мы все его любили. Как у преступника рука поднялась на него, все удивляются.
– А что, отец не от болезни умер?
– Выходит тебе не сообщили. Его убил один пришлый мужик. На ночлег в церковь попросился, твой отец понятное дело пустил.... Доверчивый батюшка был, людям верил. Кто на ночлег попросится, того и пускал. Никому не отказывал. Правда, на чужака церковь не оставлял, вместе с гостем ночевал; накормит, исповедует. В тот роковой день у него тоже в церкви кто-то ночевал. Отец Виктор утром батюшку обнаружил, гостя понятно дело не было. Сделав своё чёрное дело - сбежал, ещё и церковные деньги с собой прихватил. Прими мои соболезнования.
Лёня ничего не ответил, его душили слёзы.
Глава.
Родительский домик был таким же, как год назад. Когда-то толстый, пятистенный дубовый сруб, с годами ужался, стал меньше в размерах, но всё равно смотрелся солидно; такой весь подтянутый, аккуратный, с белыми занавесочками на окнах. Та же узенькая дорожка из плитки вела к крыльцу, правда сейчас она была припорошена снегом, и цветов по краям тоже не было. Близилась зима. Встречать Лёню на крыльцо вышел отец Виктор, друг отца и тоже священник в их же церкви. Они сердечно обнялись. Раздевшись в прихожей прошли в общую комнату.
– Отец там, - священник указал на шторку, которая отделяла небольшой участок комнаты.
Отодвинув рукой занавеску, Лёня вошёл в маленькое помещение, где посредине на табуретках стоял гроб. Отцу было шестьдесят три года. Совсем ещё не старый. Он стоял у гроба и смотрел на лицо отца, и как будто видел его впервые. Может, так оно и было. Они никогда ранее не сидели напротив друг друга, не вели задушевных бесед, не спорили. Всё было как-то отстранённо, быстрое общение, на уровне: "Как дела"? А сейчас, он стоит и его сердце разрывается от боли, что единственного родного человека, который у него был на этом свете, он не разглядел, не понял, не наговорился с ним. Как такое могло случиться? Он стоял и не знал ответа. Слёзы лились из его глаз, но он не замечал их. Болью сжималась грудь от мысли, что в то время, когда он спасал вчерашнего больного от смерти, его собственный отец умирал, и никого не было рядом, кто бы помог. Какая чудовищная несправедливость.
Лёня простоял у гроба больше часа, пока отец Виктор не увёл его. Усадив за стол, священник заметил, что Лёня буквально горит, у него поднялась высокая температура, начался сильный озноб, его всего трясло. Напоив Лёню специальным лечебным чаем с малиновым вареньем, отец Виктор уложил его в кровать. Лёня пролежал в бреду, от высокой температуры, почти двое суток. На третий день, как раз в день похорон ему стало лучше.
Похоронить отца пришли не только свои односельчане, но и жители соседних сёл. Лёня был потрясён насколько отец пользовался уважением среди прихожан и как сильно его любили. Буквально каждый, прощаясь с отцом, благодарил его за добро, оказанное именно ему. Вся та обида, которая была в его душе, улетучилась. Лёня понял, отец принадлежал всем, а не ему одному.
Вечером, после похорон, впервые за три дня, как Лёня был дома, они смогли с отцом Виктором поговорить. Они сидели за столом, ужинали и разговаривали. Конечно же говорили б отце.
– Твой отец Лёня очень любил людей, верил в них. Ты заметил, с каким выражением на лице он умер?
– Спокойное, я бы даже сказал умиротворённое.
– Именно, сын мой. Умиротворённое. Он простил своего убийцу. .... Чуть было не забыл, - и священник, достав из кармана рясы фотографию, положил её перед Лёней.
Фотография была сделана давно, небольшая в размерах, она достаточно хорошо сохранилась. Чувствовалось, что её владелец берёг снимок, а это означало, что те, кто был изображён на нём - дороги ему.
На снимке Лёня сразу же узнал отца. Сидящая рядом с ним женщина с ребёнком на руках, скорее всего его мать и он сам. Лёне здесь было года четыре не более. " Вот значит, как выглядит мама", -Лёня неотрывно смотрел на изображение женщины на снимке. Он впервые видел свою мать, фотографий с ней в доме не было. Старый снимок его с родителями, разбередил ему душу, наверное, потому, что он остался без отца и женщина на фотографии единственное родное существо, которое возможно жива и ищет его, а значит, он не один. От этой мысли в груди его заметно потеплело.
– Это ты с родителями, - отец Виктор прервал мысли Лёни. -Эту фотографию твой отец всегда при себе носил. Любил он твою мать, да и тебя конечно же. ..... Мечта у него была монастырь при нашей церквушке создать. Жалел он заблудших, всё время повторял: "Куда им бедным поддаться". К нам в церковь, за пару дней до смерти твоего отца, парнишка забрёл. Худенький, невысокого роста, а от чего ему здороветь. Отца нет, мать беспробудно пьёт. Его отчим выгнал. Парнишка тот слёзно умолял разрешить при церкви остаться, на какую-нибудь работу просил принять. Твой отец понятно дело не смог отказать. Слух у парня отменный, а нам как раз и псаломщик, и пономарь требовались. Вообщем остался он у нас. С твоим батюшкой подружился, не отходил от него. Тот его и крестил, и стал обучать церковному песнопению. Сашей парня звали, тезка твоему отцу. В церкви он и жил. Я к чему это рассказываю. Недолго парень у нас пробыл. Дня три не более. Как батюшку убили, так и пропал. Даже паспорт свой не прихватил, у нас и остался. Он сам твоему отцу его на хранение дал.... Куда он без документов. Я вот всё думаю, не мог тот преступник, как свидетеля его тоже убить?