Тайный дневник фамильяра
Шрифт:
Проснулась я от не слишком нежных прикосновений.
— Скоро рассвет, Мари, — Арт принес меня в гостиную и посадил на кресло. — Пора. А меня кот ждет. То есть, конечно, не ждет совсем, но пойду к нему.
Окна комнаты выходили на запад, поэтому было еще темно. Но вот на востоке, невидимо для меня, солнце выбралось за горизонт, и я снова превратилась в полупрозрачное облачко, поднявшееся над жабьей тушкой. Облачко сгустилось, уплотнилось — все, можно было одеваться. Из всей ежедневной человеческой рутины мне осталось только это, и больше ничего.
Я взяла в руки жабу, сидящую
— Бедная ты, бедная, — я погладила ее по спине. — Жила своей жабьей жизнью, и вдруг тебе навязали меня.
Это действительно было очень странное ощущение, и я в полное мере поняла слова Арта — каково это, держать в руках свое тело. Она посмотрела на меня печально, словно понимала, о чем я говорю. Как знать, может, и правда понимала?
Днем камины в доме не топили, потому что и так было достаточно тепло, поэтому я устроила жабу в темном уголке подальше от сквозняков. И подумала, что надо будет вынести ее в сад — пусть прогуляется и поохотится.
Арт сидел посреди библиотеки и намывал морду лапой. Вокруг громоздились стопки книг, разложенных по темам. Казалось, что их страшно много, а ведь это было содержимое всего трех нижних полок одного из шкафов. Услышав мои шаги, Арт бросил свое занятие и принялся усердно тереться об мои ноги, громко мурлыча.
— Пользуешься моментом? — усмехнулась я и взяла его на руки.
Он обхватил мою шею лапами и начал осторожно покусывать мочку уха. Надо же, какие нежности!
— Пока Лэрга не проснулась, давай помогу тебе немного, — я опустила его в кресло. — Читать не умею, поэтому буду просто пыль вытирать. Жаль, пылесоса нет. Это такая вещь, которая сама пыль убирает. Бак с трубкой, засасывает ее внутрь. У нас вообще много таких штук, которые всякую работу вместо людей делают. Посуду, например, моют. Стирают.
Арт покачал головой, всем своим видом показывая: чего вы только не придумаете, лишь бы не работать. Хотя у Элии, кстати, платья сами расстегивались и застегивались.
Я принесла с кухни тряпки и принялась за работу, беседуя между делом с Артом. Беседа это, конечно, была больше односторонней. Я что-то рассказывала или задавала вопросы, на которые он мог ответить «да», «нет» или «не знаю». Так незаметно время подошло к обеду. Лэрга уехала по делам, я вынесла жабу в сад и присела на ступеньку крыльца, наблюдая, чтобы не уползла далеко. Арт пристроился рядом, греясь на солнышке.
День выдался чудесный: тихий, теплый. Но — словно по контрасту — на душе у меня после слов Арниса была такая чернота, хоть вой. Почти как в тот день, когда Вадим на планерке раздал приглашения на свадьбу. Тогда мне не помогли ни еда, ни секс, ни выпивка, а тут и возможности такой не было. Я даже не могла пойти в спортзал и отпахать пару часиков до полного изнеможения, чтобы упасть и ни о чем не думать. Иными словами, мне было недоступно ничего из того, что может хоть как-то заглушить душевную боль, отвлечь от нее.
Но, с другой стороны, такая боль у человека всегда вызывает телесные реакции, потому что все слишком тесно связано. Эфирная оболочка от этого была избавлена, да и телу жабы страдания моего сознания были не понятны. И все-таки я хотела хоть как-то отвлечься, потому что без конца прокручивала в память вчерашнюю сцену. И цеплялась за сказанное Лэргой: «Сейчас в нем говорят злость и досада. Возможно, потом он пожалеет о своих словах».
Я прекрасно понимала, что это глупо и бессмысленно. Что Арнис действительно показал себя во всей красе и никаких иллюзий на его счет у меня быть не должно. Но где-то в самой-самой темной глубине сидел крохотный червячок, который отчаянно надеялся, что ведьмы все-таки узнают, как превратить эфирное тело в настоящее, и тогда…
Что тогда? Ты помоешь голову, и Арнис тебя снова захочет?
Ну и дура же ты, Маша. Какая же ты все-таки дура!
Как бы там ни было, я поняла, что не могу больше вот так сидеть без дела, чесать за ухом Арта и следить за жабой. Пойти, что ли, по лесу пройтись? Или лучше верхом? Даст Иттон мне своего коня? От себя и своих мыслей, конечно, не убежишь, но хоть какой-то приток внешних впечатлений.
Я отнесла жабу в дом, устроила ее в гостиной поудобнее и отправилась на конюшню. Иттон, прочитав по губам мою просьбу, посмотрел с жалостью и кивнул. Оседлал неказистого мышастого коня с белесыми ресницами, вывел во двор, помог забраться в седло.
— Не скучай! — крикнула я Арту. — Скоро вернусь. Прокачусь немного.
Серый меланхолично брел по дороге и абсолютно не реагировал на мои попытки его пришпорить. Это было так же нудно, как и сидеть на крыльце. Да и пейзаж глаз особо не радовал: однообразный редкий лес с обеих сторон. Я решила, что доеду до города и вернусь обратно, но вдруг очутилась на развилке.
Направо или налево? Или назад?
Возвращаться еще не хотелось. Камень-ножницы-бумага… налево.
Дорожка вилась змеей, и вдруг, совершенно неожиданно, за деревьями мелькнула сверкающая золотыми искрами синь. Озеро!
Я выехала на обрыв, остановилась. Место это было мне незнакомо. На противоположном берегу виднелись городские стены. Видимо, дорога забирала далеко в сторону от того места, где мы встречались с Арнисом.
Наверно, я даже не очень удивилась, когда услышала за спиной стук копыт и знакомый до боли голос:
— Мария?
Черт, я ведь вовсе этого не хотела.
Или… хотела?..
46
— Вы меня преследуете?
Это была не шутка, Арнис на полном серьезе обращался ко мне на вы. Лицо его стало жестким, взгляд — ледяным. Серые глаза напоминали питерское небо в ноябре.
— С чего ты взял? — я подчеркнула «ты» голосом. — Конечно, все королевство твое… то есть будет твоим… но, если не ошибаюсь, никому не запрещено гулять вокруг озера. Это даже не то место, где мы с тобой встречались.
— Я бы тоже не пошел на то место. Ты — последний человек на свете, которого мне хотелось бы увидеть, — он все-таки перешел снова на ты, но лучше бы этого не делал. — Хотя… ты даже и не человек. Жаба. И призрак.
— По-твоему, я в этом виновата?
Это были такие качели. То я жалела, что эфирное тело не может плакать, то, наоборот, радовалась этому.