Тайный дневник Розовой Гвоздики
Шрифт:
— Я и не собирался… Черт, перестаньте на меня так смотреть!
— Как смотреть?
— Как полная… — Ричард прикусил язык. Еще немного, и он действительно сорвется на крик. — Неужели вы не понимаете, в какой опасности находились? — холодно переспросил шпион.
Ха! Милая девочка еще не знает, что крик далеко не самое страшное.
— Если бы вы представились, ничего бы не случилось, — хмуро сказала Амели, поднимаясь на ноги.
— Кто велел вам меня разыскать?
— Мне нужно было сказать вам что-то важное. А как выйти с вами на связь, я не знала. Вчера вечером вы убежали, даже не сказав…
— Значит,
— Разве я звала на помощь?
— Нет, когда я пришел, вы с Жоржем мило обсуждали погоду. Именно так все и было? И разве дело только в Марстоне? Уйти из дома одной, посреди ночи… Как вы могли решиться на что-то подобное? На вас напал только Жорж, а сколько в Париже разбойников, убийц, насильников?
Как по мановению волшебной палочки в воображении возникли страшные картинки: вот Амели тащат по темной аллее, швыряют на траву, оглушают… Четче всего был реальный образ, который будет преследовать его всю жизнь: скрутив руки своей жертвы за спиной, Жорж Марстон, впился в ее губы и лапает грудь. Словно обезумев, Ричард притянул Амели к себе, чтобы защитить от распростертого на траве Марстона. Как ни странно, она даже не пискнула.
Хотя что тут странного? Селвик просто не дал ей ни пискнуть, ни вздохнуть. Едва мисс Балькур прильнула к его груди, он жадно впился в ее губы. Никакой нежности: в поцелуе растворились страх, боль и напряжение, которые он испытывал с того самого момента, как Марстон впервые заговорил об Амели. Он больше никогда ее не отпустит и никому не позволит причинить ей боль!
Дикий напор не напугал и не смутил Амели: тонкие руки обвились вокруг шеи Ричарда, а нежные губы отвечали страстью на его поцелуи. Глухо застонав, Ричард еще сильнее прижал Амели к себе. Кажется, Господь Бог создал эту девушку специально для него. Дыхание сбилось, легкие заболели, будто он бежал долгие-долгие мили, но останавливаться не хотелось. Он готов бежать бесконечно, пока нежные пальчики Амели перебирают его волосы.
Прижавшись к груди Пурпурной Горечавки, мисс Балькур почувствовала, что его губы сглаживают все воспоминания о прикосновениях Жоржа Марстона. Где же она слышала об очищающем огне или, возможно, читала? Не важно… Амели всем сердцем отдалась пламени, полыхавшему в глазах, губах и руках Пурпурной Горечавки. Черный плащ окутывает ее словно защитным коконом. Она как возродившийся в огне Феникс! Наверное, поэтому в ушах трещит, а перед глазами мелькают разноцветные точки?
Но волшебный поцелуй закончился, и руки Пурпурной Горечавки соскользнули с ее талии. С губ Амели сорвался стон, и она еще сильнее обняла шпиона за шею.
— Не уходите, пожалуйста… — взмолилась она, поднимая невидящие глаза.
— Амели… — Прижав ладони к ее пылающему лицу, Пурпурная Горечавка нежно поцеловал веки, лоб, щеки, губы. — Я так волновался! Представил, что Марстон захочет с вами сделать…
— Мне его план тоже не понравился, — быстро ответила Амели, снова прижимаясь к мужчине в черном.
Пусть только попробует убежать!
Она с наслаждением потерлась щекой о черный шелковый жилет — ни золотых цепей, ни часов — и затрепетала, почувствовав, что сильные руки легли ей на пояс, а нежные губы легко коснулись волос.
— Нужно что-то делать с Марстоном, — уткнувшись в темные вьющиеся волосы, проговорил Ричард.
Его голос звучал
— А нельзя просто оставить его здесь?
— Боюсь, это будет неразумно.
Селвик аккуратно разомкнул объятия Амели.
— Может, отвезти домой?
— Тоже рискованно. А если увидит дворецкий или кто-то из слуг?
Селвик склонился над неподвижным Марстоном. Если Жорж вспомнит, что болтал сегодня в салоне мадам Рошфор, и додумается связать Ричарда Селвика с человеком в маске, который пнул его в зубы, появятся проблемы и неприятности. Что же с ним делать? Как он ухитрился без приключений добраться до Люксембургского сада? Ведь столько выпил…
— Столько выпил… — вслух повторил Пурпурная Горечавка. — А что, коньяк — это идея!
Знаменитый шпион так радовался, будто внезапно нашел код к тексту на Розеттском камне.
— Хотите выпить? Сейчас? — изумилась Амели и поспешно отошла в сторону, когда Горечавка склонился над Марстоном. — Что вы делаете? — закричала она, когда шпион начал нюхать сюртук Жоржа.
Пурпурная Горечавка быстро поднялся и вытер руки шелковым носовым платком.
— Марстон пахнет коньяком, — объявил он. — Можно дотащить его до Латинского квартала и бросить у какой-нибудь таверны. Ему самое место в канаве вместе с другими пьяницами.
— Отличная идея, — тихо сказала Амели, вместе с Пурпурной Горечавкой рассматривая неподвижного Жоржа.
Весь в грязи, руки и ноги безвольные, как у марионетки, но такой высокий и здоровый… Амели содрогнулась. Гораздо приятнее смотреть на крючковатый нос — наглядное свидетельство ее отваги и решительности.
Один сильный рывок, и Пурпурная Горечавка приподнял безжизненного Марстона, не боясь поцарапаться о золотые часы. Мисс Балькур с опаской взялась за ноги. А что, если Жорж откроет глаза?
Они молча шли вдоль темных деревьев: один шаг Ричарда на два Амели.
Девушка украдкой поглядывала на темную фигуру. Пурпурная Горечавка не мог видеть, куда идет, но двигался так уверенно. Стоит только попросить, и он остановится. Она прильнет к его груди, а сильные руки обнимут за талию. Стоит только попросить…
А как же гордость? Нет, лучше подумать, как стащить швейцарское золото из-под носа агентов Бонапарта. По соседней дорожке прошел мужчина в украшенной галуном форме, и от страха Амели чуть не бросила ноги Марстона. Пурпурная Горечавка не сказал ни слова, а Амели машинально взглянула на безжизненное тело, желая убедиться, что Жорж без сознания, а она в безопасности. Вздохнув с облегчением, Амели принялась размышлять о том, где достать динамит, но при малейшем шорохе листьев испуганно вздрагивала.
К счастью, сад скоро кончился, уступив место шумным улицам Латинского квартала. Здесь никто не спал, из раскрытых окон доносились смех, ругань и непристойные песни. Сильно пахло дешевым вином, и Амели сморщила нос.
Из одного окна лилась развеселая песня на латыни: студенты гуляли вовсю, после каждого куплета наполняя бокалы красным вином. В таверне напротив сидели матросы, твердо решившие перепеть или перепить студентов. Из матросской таверны вышел, пошатываясь, какой-то мужчина, чуть не врезался в Пурпурную Горечавку и без чувств упал в канаву. Приоткрылась дверь, и крупная женщина в грязном платке, посмотрев на незадачливого пропойцу, красноречиво махнула рукой. Мол, скатертью дорожка!