Тайный друг ее величества
Шрифт:
Рядом с телегой переступали копытами чужие лошади, железо звенело на их страшных седоках, и Лакоб боялся поднять глаза, в любой момент ожидая последнего удара.
– Нукеры мои, оросите землю кровью этих нечестивцев! – воскликнул предводитель ланзаппов, но раньше его нукеров от этого крика пробудился Каспар Фрай.
Он поднялся, словно деревянная кукла, лицо его было еще страшнее, чем у ланзаппов, а глаза горели красным сокрушительным огнем. Подняв руку с мечом, Фрай метнул его так, что вращавшийся клинок сшиб голову главного ланзаппа. Черная
Остальные ланзаппы помедлили лишь мгновение, а затем с воем рванули в разные стороны, даже не пытаясь отомстить за смерть своего предводителя.
Вскоре топот их лошадей затих вдали, но еще минуту никто из оставшихся не мог произнести ни слова. Потом Свинчатка слез с лошади и, покосившись на дымящуюся голову, подобрал испачканный кровью меч, тщательно вытер его пучком травы и вернул хозяину на телегу. Тот снова лежал без памяти, бездыханный, и никто не мог сказать, жив ли он.
– Что скажешь, Красавчик? – спросил очнувшийся Котлета.
Главарь встряхнул головой.
– Я только что обгадился… – признался он. – Я, Красавчик, выходивший против Кривого Гуннара, не побоявшийся схватиться с Сачкиносом и Гиркушем, обгадился прямо в седле…
– Не переживай, – сказал Рыпа. – Ты не один такой…
Они засмеялись неестественными жестяными голосами, потом Красавчик повернулся к Лакобу:
– Как он это сделал?
Лакоб лишь молча воздел руки к небу.
– Ладно, поехали скорее в тот Ноэль, я хочу поскорее напиться червивки, напиться до беспамятства.
Глава 43
Стоял один из последних погожих дней, череда которых обычно являлась прологом перед долгими дождями, промозглой сыростью и тоской по ранней весне. Солнце пригревало по-летнему, граф де Кримон шел по двору замка Ангулем, с удовлетворением отмечая, как меняются в лице разомлевшие на солнце гвардейцы, едва только заметив его.
«Лентяи, – думал граф. – Прежний герцог совсем не занимался их дисциплиной». Сам де Кримон уже успел отметиться среди «лентяев», наказав четверых из них. После того, как их высекли в казармах, один оказался совсем плох, и лекарь сказал, что за исход дела не ручается. Но кого беспокоит смерть одного из лентяев? Только не де Кримона.
Осеннее солнышко действовало на него по-особому, и седина в волосах совсем не мешала графу интересоваться госпожой Фрай. Сегодня он поднимался на этажи замка, где она жила с детьми. Генриетта что-то стирала в своей комнате и, стоя в коридоре незамеченный, де Кримон с четверть часа наблюдал за ней, с замиранием сердца примечая, как колышется под блузой тяжелая грудь, как движутся под юбкой литые бедра.
Вспоминая это теперь, де Кримон порядком распалился. Да, он мог получить молодую горожанку, купить девственницу в бедном квартале всего за пару серебряных монет, но это было доступно, а потому неинтересно. А вот жена хваленого Фрая с ее вынужденной вежливостью и плохо скрываемой неприязнью была нужна графу. Да что там нужна, с каждым днем он понимал, что она ему просто необходима!
Под ноги де Кримону попала старая полуслепая сука голинштенской породы. Она считалась королевой всей герцогской псарни, от нее пошло все их безупречное племя охотничьих голинштендеров, но сейчас де Кримон просто пнул ее в брюхо и выругался.
Поджав хвост и жалобно скуля, сука прихрамывая побежала прочь, а де Кримон шумно вздохнул и, повернувшись на каблуках, двинулся к парадному крыльцу замка.
«И пусть попробует отказать, сука…» – твердо пообещал он себе, решительно поднимаясь по ступеням.
Один лестничный пролет, другой, третий… Часовые вытягивались в струнку – этих можно не бояться, они будут молчать. На втором этаже де Кримон уже уловил этот волнующий запах…
«И чем она душится, эта простушка?»
Граф потянул носом: какое-то дешевое мыло, что так любят простолюдины, но как же волнует этот запах. Как же он его волнует!..
Узкий меч в ножнах ударился о стену.
– Кто там?
«Это она! Ее голос!»
Ноздри де Кримона раздулись, здесь, в полутемном коридоре он чувствовал себя затаившимся хищником, предвкушающим трепет добычи.
Генриетта вышла в коридор, держа в руках вязанье.
– Ваша светлость? – удивилась она и, заметив лихорадочный блеск в глазах графа, попятилась.
– Стой, девка!
Он обхватил ее за ягодицы и привлек к себе.
– Да отпустите же, ваша светлость, как вам не совестно…
Генриетта отталкивала графа, стараясь не поднимать шума, ей не хотелось, чтобы выскочившие на шум дети застали ее в столь неприглядной ситуации.
– Пустите, ваше сиятельство, я замужняя женщина, пустите…
– Ни… за… что…
Граф сопел носом и лапал Генриетту, а она как могла оборонялась и тревожно оглядывалась на дверь, где занимались с учителями дети.
Потеряв наконец терпение, Генриетта сильно толкнула графа, и он отлетел к противоположной стене, громко зазвенев мечом и шпорами.
– Я возьму тебя сей же час, прямо на полу! – воскликнул де Кримон и снова бросился в атаку. Обхватив Генриетту, он старался повалить ее на пол, но они были в разных весовых категориях.
– Бусов дам… дура! Платье куплю! – обещал граф, делая попытки задрать на Генриетте юбки.
– Я герцогу пожалуюсь, ваше сиятельство…
– Дура… кто же тебе поверит…
Дыхание де Кримона сбивалось от возбуждения, изловчившись, он поднырнул рукой под подол, но в следующее мгновение получил кулаком в ухо и рухнул на пол.
В ухе звенело, а голова будто налилась чугуном.
Граф с трудом поднялся на ноги, потер отбитое ухо и, указывая на Генриетту пальцем, сказал:
– Ты сама ко мне придешь, я тебе устрою, сучка… Хамка! Ты думаешь, дождешься своего мужа? Как же – держи карман шире, оттуда, куда послал его герцог, не возвращаются. С кем ты потом останешься? Кто тебя защитит?