Тайный Город – твой город (сборник)
Шрифт:
– Хочешь бумажку посмотреть? – поинтересовался Георгий Ильич, доставая сигарету. Колесико зажигалки щелкнуло вхолостую раз, другой. Долин вполголоса чертыхнулся.
Этого вопроса младший надзиратель ждал меньше всего.
– Какую бумажку?
– Вот зараза, не работает… Не придуривайся. Вижу ведь, косишься. На, держи.
На тетрадном листке, полученном Долиным от Виноградова, вопреки ожиданиям Котова, не было текста. Всю страницу занимало хаотичное переплетение карандашных линий, которые местами
– Что это? – потянувшись за своими сигаретами, Котов выпустил листок; тот спланировал с крыльца и опустился у ног врача, который немедленно с любопытством уставился на каракули, даже перестав выговаривать собеседнику в трубке. Раздраженно глянув на напарника, Долин подхватил листок.
– Абстракция. От головной боли очень помогает. Так вот, Котов. Последний раз тебе говорю: охолони. Гайки вкручивать тоже меру знать надо. За бунт на зоне тебя первого по головке не погладят.
– Да пошли они… Видал я таких, как этот, сначала убьют, а потом под психа косят, чтобы вышку не дали. Шел бы твой Виноградов куда-нибудь в Воркуту со своими абстракциями!
– А его и не так давно сюда перевели, года еще нет. Он раньше под Усть-Кутом сидел – дыра дырой, похуже твоей Воркуты. А про психа… Впервые слышу.
– Как еще назвать, если отморозок на суде объявляет: убил, потому что ему помешали изменить мир?
– Где ты всего этого набрался?
– Да так, слухи под ногами валяются…
– Гляди, Котов, а то в такое наступить можно! Я тебя предупредил, а дальше мое дело сторона.
Брат Мартус, фармацевт Московской Обители, слушал разговор удаляющихся надзирателей со всем возможным вниманием.
– Вы там заснули, коллега? – ехидно осведомились в трубке, которую эрлиец машинально продолжал прижимать к уху. – Я как раз говорил, что только четыре из сотни образцов человской крови, взятых вами вчера, дали положительную реакцию с катализатором Сулиуса. Это, в целом, много, но для полноценной теоретической базы нашего исследования никак не достаточно. Поэтому…
– Борнеус, – перебил коллегу и друга фармацевт, – как ты думаешь, сколько заплатят навы за живого геоманта?
Трубка ошарашенно умолкла. После чего осторожно вопросила:
– Мартус, ты заболел? Где ты нашел геоманта? В колонии?
– А где же еще!
– И что геомант там делает?
– Сидит! Я серьезно, Борнеус! Клянусь селезенкой Спящего, ты только представь! Гранты на исследования, льготы при выдаче патентов, оборудование! Навы…
– Навы нас поднимут на смех перед всей Обителью, если ты ошибся. Что геоманту делать за решеткой? Он что, выйти не может?
– А вдруг не может? Мы выводим чела, тот нам благодарен по гроб своей жизни, преподносим его навам на блюдечке, они нам благодарны по гроб нашей жизни…
– Хм… – в трубке повисла тишина. Радужная перспектива все-таки захватила Борнеуса. – Сделаем так. Собери всю информацию на твоего чела – кто, откуда, знает ли о Тайном Городе, кто его учил и прочее. А я подъеду завтра утром.
Они не виделись больше полугода – отец Алексей и Сергей Виноградов по кличке Меняла. Настоятель Забытой Пустыни и заключенный ИТК строгого режима. Монах, которого прихожане считали святым, и убийца, отбывающий четвертый год из пожизненного.
– Здравствуй, Алексей.
– Отец Алексей.
– Как скажешь.
Повисла неловкая пауза. Сергей смотрел в сторону, Алексей перебирал четки. Как подступиться к делу, он так и не придумал.
– Посмотри, – не найдя иных слов, монах протянул через стол фотографию.
– Хорошая малышка, – в бесцветном голосе зэка проскользнула нотка тепла. – Сколько ей?
– На снимке – шесть, а сейчас – почти восемь. Три недели назад мать привезла ее в Пустынь. У нее лейкемия, Сергей. Врачи бессильны, и я ничего не могу сделать.
– Пусть идут к этим, ну, лепилам из Царицына… эрлийцам.
– Нельзя. Они обычные люди и не знают о Тайном Городе. И я… я тоже не могу пойти.
– Деньги?
– За помощь Обители обязательно придется платить, но вряд ли они захотят от меня денег. Если бы – деньги… Сергей, там, на обороте фото, ее полное имя, дата и место рождения. Помоги.
Долгую минуту геомант разглядывал несколько слов на обороте снимка. Потом засмеялся – хрипло, надтреснуто, и почти сразу оборвал смех.
– Второй раз на те же грабли?
– Пожалуйста, Сергей. Ты можешь изменить мир так, чтобы девочка была здорова?
…Ты ведь можешь, Меняла? Это легко – она совсем кроха, эта малышка, и еще ничего не сделала в жизни. Ты ведь сразу понял, что надо изменить, за какие ниточки потянуть – и одна маленькая девочка проснется утром здоровой. Ты многому научился с тех пор, как сидящий напротив человек объяснил тебе: гармония мира – не просто красивые слова, а твои смутные, непонятные тебе самому способности – не бред и не цепочка случайных совпадений.
Это легко сейчас – а помнишь, каково было раньше?
Первый раз ты сел в семнадцать, по малолетке. Тяжело было смириться? Тяжело. Бунт, нападение на надзирателя, попытка побега – смирение не про тебя. Срок рос, как плесень в карцере, к тридцати пяти годам ты еще не видел воли, и восемь месяцев отсидки оставалось впереди. «Черная» зона под Курском уважала и боялась. Авторитеты, крысы, быдло и «опущенные» – ты не отбывал срок, ты жил среди них. Дни тянулись унылой вереницей, а по ночам тебе снились нити.