Тайный любовник
Шрифт:
– По-моему, мистер Фокс, до конца вашей смены осталось еще три часа или около того?
– Да, мисс Дин, но я так беспокоился, так беспокоился, что кирка валилась из рук. Я должен был увидеть, как тут этот парень, не то с ума сошел бы.
– Ах, вот оно что. Ну а теперь, когда вы успокоились, наверное, ничто не мешает вам вернуться на рабочее место.
Трэнтер задумчиво поскреб подбородок и наконец проворчал:
– Пожалуй, ничто не мешает. – Он нехотя направился к двери. – Ты, Джек, полежи день-два, а нужно – и три, не то раны откроются, и ты все тут кровью затопишь.
– Увидимся завтра, – прервал его речь Коннор.
– Да? Вот это хорошо. Это…
– Очень сомневаюсь, – строго возразила Софи. – Я, мистер Пендарвис, считаю, что это было бы слишком неразумно.
– Слишком неразумно, – как эхо, повторил Трэнтер, согласно кивая. – Ни за что не поверю, что ты способен на такое. Прислушайся к своему доктору, Джек, она говорит умные вещи. Мисс Дин известна своей мудростью, понял? Не говоря уже о ее знаменитой красоте, и простые, неотесанные шахтеры, как ты или я, поступают умно, когда слушаются ее советов по всяким делам, серьезным и не очень. Потому что она настоящая опора для…
– Благодарю вас, мистер Фокс, – смеясь, остановила его витиеватую речь Софи. – А теперь до свидания. Трэнтер низко поклонился.
– Ваш покорный слуга, – со вздохом сказал он в пол и бочком отступил в коридор.
– Мне нравится, как вы смеетесь, – тихо сказал Коннор.
Она опустила голову, но ничего не ответила.
– Вы смеялись в день нашей первой встречи, помните?
Она легкими прикосновениями наносила жидкую мазь на рану на внутренней поверхности плеча, для удобства положив его руку себе на сгиб локтя, и его пальцы слегка касались ее груди. После его слов в невинном этом прикосновении появился оттенок интимности; она отступила на шаг и принялась рыться в пакете Энни, ища, чем перевязать его руку.
– Как поживает Птичка? – спросил он ровным голосом.
– Птичка? Знаете, вы произвели на нее впечатление.
– Правда?
– Она постоянно вспоминаете вас.
– И что же она говорит?
– Она вас называет «хороший дядя с большими руками».
Коннор тихо рассмеялся. Дождавшись, когда она снова взяла его руку, чтобы обмотать тонкой полоской белой материи, он, решившись, сказал:
– Я хотел бы пригласить вас на прогулку в субботу вечером, мисс Дин.
На нее стоило посмотреть в этот момент. Он успел заметить, как радостно вспыхнули ее глаза, прежде чем она отвела взгляд и быстро ответила:
– О нет. Я не могу.
Он разглядывал ее белый, точно фарфоровый, профиль: аристократической формы нос с изящным вырезом ноздрей, дивно вылепленные губы. Волосы ее сегодня были забраны в небольшую сетку, но несколько длинных прядей выбились из прически, смягчая ее строгость. Его не удивил отказ Софи прийти на свидание. Ответ был известен заранее, можно было не спрашивать.
Но он устал делать то, что от него ожидали.
– Мы не пойдем далеко, – ненавязчиво настаивал он, – погуляем вдоль реки, здесь, в деревне. Вам совершенно нечего опасаться.
Услышав последние слова, она недоуменно подняла бровь и улыбнулась уголком рта. Однако снова ответила:
– Нет,
Он соскочил со стола так резко, что она вздрогнула.
– Простите мне мою дерзость. Больше я не стану надоедать вам своими просьбами. – Стиснув зубы от боли, он заправил концы лоскута под повязку и оглянулся в поисках рубахи.
Она первой дотянулась до нее, лежавшей на столе, и протянула ему.
– Мистер Пендарвис, – начала она, и что-то в ее тоне заставило его замереть с рубахой в руках, – я не могу принять ваше приглашение, потому что… не могу. В следующую субботу день Иоанна Крестителя, а я – регент детского хора. Мы будем выступать на лугу перед церковью. Если не случится дождь, устроим еще и праздник. Это… важный день для Уикерли. – Она запнулась, и он мог поклясться, что ее щеки вновь окрасил румянец. Не оттого ли, что объясняла причину отказа с излишним пылом?
Он с видимым трудом принялся надевать рубаху, так что ей пришлось помогать ему. Уловка сработала, тогда он притворился, что не может согнуть левую руку, и она стала застегивать ему рубаху. Пока она трудилась над пуговицами, он смотрел на ее лицо, непроницаемое, но такое прекрасное, такое близкое. Она могла испытывать к нему все, что угодно, но только не равнодушие, в этом он был уверен. Он поднял руку и осторожно заправил золотистую прядку ей за ухо. Непозволительная вольность. Как она воспримет это?
Ее руки замерли у него на груди. Она растерянно подняла на него глаза, взгляды их встретились, и в синеве ее глаз он увидел всю ее наивность, и вспыхнувшее любопытство, и трепет, и волнение. Он склонился над ней, словно притянутый магнитом; в какой-то миг он понял, что сейчас они поцелуются, но в следующее мгновение – что этого не произойдет. Не только потому, что они оба не решатся, но и потому, что это просто невозможно, немыслимо. По-прежнему не сводя с нее глаз, не в силах оторваться от ее лица, он отступил назад.
Теперь между ними было некоторое безопасное расстояние, и это помогло им прийти в себя. Она нервно потерла правую руку у плеча и хрипло – в горле у нее пересохло – откашлялась.
– Пойдите сегодня же к доктору Гесселиусу. Думаю, к шести вечера он уже вернется домой. Его дом прямо напротив таверны. Не помню, как она называется, – добавила она зачем-то, в деревне была всего одна таверна. – Сходите к нему, обещаете?
– Обещаю.
Она успокоенно кивнула.
– И не выходите завтра на работу. Доктор, возможно, наложит швы на руку, и несколько дней ее нельзя будет беспокоить.
– Нет, я выйду завтра.
– Но это неразумно.
– А вы оплатите дни, пока я буду выздоравливать? – спросил он уже от двери.
– Оплачу? Конечно, нет. Платить за то, что вы не будете работать? – Она была в замешательстве, на лице было написано искреннее недоумение.
– Таковы новые веяния, – как бы сам удивляясь, пожал он плечами. – На угольных шахтах в Дареме горняки устраивают из-за этого забастовки.
– Забастовки! – Глаза ее в ужасе расширились; она скривилась, будто произнесла непристойное слово. Он не смог сдержаться, засмеялся и повторил слова: