Тайный любовник
Шрифт:
– Софи, прости меня.
Он не увидел трости, только услышал, как она рассекла воздух за миг до того, как белая, слепящая боль обожгла щеку; раздался женский крик. Другой удар пришелся по руке, заставив его пошатнуться. Он увидел, как Кристи Моррелл резким движением вырвал трость из руки Вэнстоуна.
Коннор занес руку, чтобы обрушить на Вэнстоуна ответный удар, но какой-то человек встал между ним и Юстасом. Коннор выругался, чувствуя, как горячая струя крови бежит по лицу и шее за воротник. Моррелл оттолкнул его.
– Убирайся! – вопил Вэнстоун, пытаясь наскочить
Софи стояла не двигаясь. Лицо – застывшая маска, в распахнутых глазах потрясение. Медленно, очень медленно она повернулась к нему спиной. Видно было, как она вся дрожит. Коннор с болью смотрел на ее поникшие плечи, хрупкую шею и с ужасом понимал, что между ними все кончено.
– Ее нет дома.
Служанка Софи надежно загородила собою дверь, высокая, как дерево, злая, как бультерьер. Марис, так ее звали. Коннору она всегда нравилась. Он любил обмениваться с ней шутками, когда она приносила ему в сад стакан чаю или тарелку с сандвичами. У нее было удлиненное неинтересное лицо и добрые глаза, долговязая тощая фигура и удивительно изящные кисти рук. Преданность – прекрасное качество, если говорить абстрактно; преданность Марис хозяйке была, на взгляд Коннора, невыносима.
– Она дома, – возразил он. – Я вижу свет в ее окне. – Мысленно он в мельчайших подробностях видел ее комнату.
Служанка не шелохнулась.
– Ее нет дома.
– Ты передала мое письмо?
– Передала.
– Она прочитала его? – Он покраснел, разгневанный и смущенный оттого, что опустился до такого – выведывать у служанки подробности о хозяйке.
– Ну, уж этого я не знаю. – Она взялась за створки, готовясь закрыть дверь у него перед носом – в третий уже раз. Он стиснул зубы, стараясь сдержаться, не вспылить, помня, как несдержанность не раз ставила его в затруднительные положения.
– Передай ей, что я не уйду. – Он просунул ногу в дверь, не давая закрыть ее, к черту сдержанность. – Передай, я не двинусь с места, пока она не спустится и не поговорит со мной. Тебе все понятно? – Он подался вперед и зло улыбнулся. – Скажи, что я пришел и останусь здесь, черт побери, хоть до зимы.
Марис побелела, но осталась стоять на месте. Он видел ее колебания: дверь она закрыть не могла, мешала его нога, но если она покинет свой пост и пойдет передать хозяйке его слова, он может ворваться в дом. Отлично, ему давно следовало так поступить.
– Говорю же, нельзя вам сюда, – повысила голос Марис. – Она не желает вас видеть. – Он не отступал. – Я позову Томаса, – пригрозила Марис. – Не глядите, что он такой неказистый, силой его бог не обидел, так что лучше вам уйти.
– Ладно, Марис, впусти его.
Служанка обернулась на голос хозяйки, и Коннор воспользовался моментом, чтобы распахнуть дверь настежь. Софи стояла на нижней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж. Весь его гнев улетучился, когда Коннор увидел, как она бледна. Она была одета как для выхода, тщательно причесана, но покрасневшие веки красноречиво говорили, что она недавно плакала. Сердце
Марис стояла в нерешительности, покусывая губы.
– Вы уверены, мисс Софи? Я могу сбегать за Томасом. Между нами…
– Нет, не надо. Я поговорю с мистером Пендарвисом в комнате, где мы принимаем гостей.
Еще позапрошлой ночью это была просто «гостиная». Коннор боялся, что в «комнате для приемов» его позиция будет более уязвимой.
Он смотрел, как Софи пересекает холл, не глядя на него, а когда последовал за ней в гостиную, она встала подальше, чтобы он не мог прикоснуться к ней. Софи притворила двери, повернулась к нему и заложила руки за спину. Вид у нее был измученный и неприступный.
Последние двадцать четыре часа Коннор думал о том, что скажет ей, какие подберет слова. Но, оказавшись наедине с ней, он не мог сказать ни единого слова в свое оправдание. Что ж, потеря невелика; все эти слова звучали глупо и эгоистично. Внезапная мысль, что проступок его не может быть оправдан, привела его в ужас; Коннор растерялся, не зная, что предпринять.
– Софи, я виноват перед тобой.
Никакого результата. Она продолжала пристально смотреть на него, ожидая, что еще остроумного он скажет. Он принялся нервно расхаживать по гостиной, машинально беря в руки безделушки и вновь ставя их на место. Она по-прежнему стояла как каменная, и ее молчание было невыносимо. Он заставил себя остановиться перед ней и сказал:
– Я лгал тебе, лгал хладнокровно, и в этом мне нет оправдания. Что-то в статье написано мною, но не все. Кроме того, Общество опубликовало лишь предварительный доклад. Они не имели права так поступать, и я порвал с ними.
Он взъерошил волосы, нервничая оттого, что она молчит, никак не реагирует на его слова.
– Прошлой ночью я собирался признаться тебе во всем. Я заставил тебя страдать, но клянусь, я сделал это не намеренно. Я думал, что еще успею все объяснить тебе и ты поймешь меня, но, к сожалению, опоздал, и ты узнала обо всем не от меня.
Он шагнул к ней. Софи вся сжалась и, глядя на него округлившимися глазами, судорожно принялась шарить позади себя, ища ручку двери.
– Ради бога, Софи! Неужели ты не хочешь мне ничего сказать?
– Ты закончил?
Коннор не сводил с нее глаз.
– Да.
– Тогда можешь идти.
Ее ледяное спокойствие было лишь маской, но он по-настоящему испугался.
– Прекрати! – грубо воскликнул он. – Не делай этого.
– Я хочу, чтобы ты ушел.
– Уйду, но не раньше, чем мы поговорим. Скажи что-нибудь, Софи, скажи, что ты думаешь.
– Убирайся из моего дома. – Она повернулась, и он, подумав, что она уходит, схватил ее за руку. Софи вырвалась и неистово замахала на него руками.
– Не прикасайся ко мне, – произнесла она замогильным шепотом. – Мне становится дурно от одного твоего прикосновения.
Ее лицо было совершенно чужим – невозможно смотреть. Он перевел взгляд на золотой медальон на цепочке, уходящей под золотистые волосы, которые падали на шею.
– Не говори так. Все… Софи, все остальное не было ложью, только…