Тайный сыск генерала де Витта
Шрифт:
С началом Русско-турецкой войны, в 1787 году, упомянутая выше французская портретистка Виже-Лебрен посетила Ставку Потемкина и была поражена щедростью его подношений своей возлюбленной: «Ему всё было нипочем, лишь бы удовлетворить желанию, капризу обожаемой им женщины». Влюбленный в госпожу де Витт, он «расточал перед нею самые изысканные любезности. Так, однажды, желая подарить ей кашемировую шаль безумно высокой цены, он дал праздник, на котором было до двухсот дам, а после обеда устроил лотерею, но так, что каждой досталось по шали, а лучшая из шалей выпала на долю самой прекрасной из дам (т. е. госпоже де Витт)».
Об этих празднествах «князя Тавриды», где неизменно царила
Биограф Софии так написал о её красоте тех лет: «Со знаменитого портрета, написанного итальянским художником Сальватором Тончи, смотрит на нас из дали трёх столетий нежное, почти детское лицо, обрамленное волшебными непослушными волосами. Глаза полны чистоты и какой-то неуловимой прелести. И улыбка чуть-чуть трогает губы, беспомощно и маняще».
Испытывала ли сама Софья какие-то чувства к светлейшему? Ряд фактов говорит, что не только испытывала, но что именно Потемкин стал её самой большой любовью. До самого последнего дня своей жизни она носила на груди медальон с его портретом.
Историки фиксируют, однако, что спустя некоторое время влюбчивый Потемкин охладел к красавице и уже не оказывал ей того внимания, как раньше.
Однако в отношениях Софьи с Потемкиным не все так просто. Разумеется, близкие отношения между графиней и князем, судя по всему, были, но наряду с этим имели место и совершенно иные отношения — политические. Отметим, что Софья, несмотря на своё низкое происхождение, была весьма эрудированна. Об этом говорит хотя бы тот факт, что она знала пять языков: греческий, турецкий, польский, русский и французский. Если прибавить к этому ослепительную красоту, умение обольщать, женскую хитрость и лукавство, то перед нами вырисовывается достаточно четкий образ идеального агента, способного почти открыто работать в высших сферах.
А потому политические отношения между графиней де Витт и Потемкиным мне кажутся более предпочтительными и главенствующими, чем заурядная любовная интрига светлейшего. Давно известно, что Потемкин только внешне казался сумасбродным и капризным сибаритом. На самом деле это было лишь маской, за которой скрывался искусный и тонкий политик, всегда блестяще разыгрывающий свои многоходовые партии. А потому вполне возможно, что и Софья была нужна светлейшему не только как любовница, а как помощник в его тайных внешнеполитических делах.
Предоставим слово одному из биографов Софьи де Витт: «Красавица, осознав свою власть над миром мужчин, поняла, что теперь больше всего ей нужна свобода. Вернувшись в постылую, жалкую Каменец-Подольскую крепость, родив сына Ивана и похоронив тестя, сделавшись комендантшей, госпожа де Витт решилась завоевать российскую столицу. Но юная завоевательница была поразительно прозорлива. Она понимала, что не может предстать перед матушкой-императрицей с пустыми руками. Прекрасная путешественница отправилась в Вену, посетила
Ее шаги на новом, весьма привлекательном поприще оценили — ей были дарованы угодья. Но гораздо более ценным приобретением было то, что её, Софью, увидели! Теперь её стали видеть часто в Стамбуле, в Львове, при дворе Станислава Августа. Сам король отдал приказ возмущенному мужу, отчаявшемуся вернуть домой блудную жену. И приказ этот звучал не просто как комплимент женским прелестям мадам де Витт: “И не думай оставлять крепость из-за своей жены, твоя жена сама должна возвратиться, доверься её уму”.
Прелестница оказывалась при командующем русским войском Салтыкове, под Хотином, и пушки молчали лишних три дня, приводя в негодование Потемкина. Сестры встретились. Подруга Салтыкова Софья де Витт и супруга турецкого паши приостановили сражение, задержали «викторию» русских. И даже Потемкин унял свой гнев, когда от Салтыкова прибыл к нему в лагерь прекрасный посол… С того дня господину де Витту за его супругу исправно платил Потемкин, разумеется, в интересах Отечества. Муж, предоставленный сам себе, ещё не раз убеждался, что очень выгодно вложил те тысячу червонцев, которые он заплатил когда-то за крошку-гречаночку. А мадам де Витт, теперь уже послом от самого Потемкина, отправилась в Варшаву — разузнать о настроениях вечно непокорной польской шляхты. Верная себе, обворожительная Софья прежде всего была послом любви. Её предназначение — завоевывать сердца. Задание Потемкина было выполнено блистательно. В Варшаве в неё без памяти влюбился Потоцкий… О такой добыче русские политики могли только мечтать. «Крупнейший помещик, представитель древнего польского рода, яростный защитник интересов независимой Польши».
Если не принимать во внимание обилия лирики в данном отрывке, главное очевидно — Софья де Витт предстает не столько как любвеобильная гетера, сколько как талантливая разведчица. Сразу возникает вопрос: может, именно за это и приблизил её к себе Потемкин, может, именно за успехи в секретных операциях, а не на любовном ложе дарил ей крымские поместья? Может быть, и представляли Софью императрице вовсе не как легкомысленную красотку, а как особо ценного агента? Может быть, и не было вовсе никакого охлаждения в их отношениях, а просто началась новая операция по приобретению для России весьма влиятельного агента в Польше?
Именно поэтому с именем Софьи де Витт связано множество не только любовных, но и политических интриг. Однако Софья была слишком умной, чтобы при этом рисковать своим, с таким трудом добытым, благополучием, а потому, даже интригуя, она всегда стремилась оставаться в тени. Отметим, что Софья была лишена каких-либо личных политических амбиций. Возможно, решающим фактором работы на Потемкина было единство веры, ведь де Витт была все же гречанкой. Возможно, в этом была ещё одна заслуга светлейшего, сумевшего, в перерывах между амурами, заронить в женское сердце любовь к России. Как бы то ни было, но своего старшего сына Иогана Софья называла дома исключительно Иваном, да и воспитывала с пеленок в любви к России. При этом, видя негативное отношение большинства польской аристократии ко всему русскому и исходя из своего богатого жизненного опыта, Софья делала все это в тайне от окружавших. Как непроста и как дальновидна была эта женщина! Как много и умело смогла она дать своему сыну! Время покажет, что эти труды не пропали даром.