Тайный вампир
Шрифт:
Так ты хочешь сказать, что не будешь морочить ей голову? Так или нет? Лучше говори правду, не то…
Произнося эту тираду, Фил совершил самый неблагоразумный и опасный поступок в своей жизни: он схватил Джеймса за ворот рубашки.
«Глупый смертный», – подумал Джеймс. Он холодно прикидывал, что лучше – переломать Филу все кости на этой самой руке или забросить его за гаражи в чей-нибудь сад. А может…
Ты брат Поппи, – сказал он сквозь зубы, – поэтому я даю тебе шанс убраться подобру-поздорову.
Мгновение Фил смотрел
– Ты должен оставить ее в покое, как ты не понимаешь. Она больна, очень серьезно больна. Ее сейчас нельзя тревожить. Ей нужно просто… – Фил замолчал, не в силах продолжать.
Джеймс вдруг почувствовал, что устал. Бесполезно злиться на Фила. Он расстроен, в его мозгу проносятся невероятно четкие, почти реалистические картины смерти Поппи. Обычно Джеймс воспринимал то, о чем думают смертные, лишь в общих чертах, но Филипп думал «так громко», что на мгновение почти оглушил его.
Похоже, от этого разговора не увильнешь: Фил не довольствуется отговорками и полуправдой. Для того чтобы заставить его уйти, придется прибегнуть к откровенной заурядной лжи. Такой, которая могла бы его успокоить.
Я знаю, что Поппи тяжело больна, – сказал Джеймс. – Я нашел в Интернете статью об этой болезни и сразу же пришел к ней, понимаешь? Мне очень ее жаль. Поппи для меня не более чем друг, но ей доставляет удовольствие думать, что нас связывает нечто большее.
Филипп колебался, глядя на него тяжелым, подозрительным взглядом. Затем он медленно покачал головой.
– Нехорошо вводить ее в заблуждение. В конце концов, ей не принесет радости твое притворство. Не думаю, чтобы она почувствовала себя лучше от твоей лжи, – она очень плохо выглядела, когда я пришел.
– Плохо?
– Да. Бледная и потерянная. Ты же знаешь Поппи, знаешь, как она за все переживает. Нельзя играть ее чувствами, – Фил недобро прищурился, – так что держись некоторое время подальше. Просто чтобы убедиться, что она не питает напрасных иллюзий.
– Хорошо, согласен, – пробормотал Джеймс, он уже почти не слушал Фила.
– Ладно, – заключил Фил. – Мы с тобой договорились, но предупреждаю: если ты нарушишь договор, пеняй на себя.
Джеймс не услышал и этих его последних слов и только потом понял, что это было ошибкой.
Поппи лежала в темной палате и прислушивалась к маминому дыханию.
«Ты не спишь, – думала она, – я тоже не смогу заснуть, и ты знаешь, что я не сплю, а я знаю, что ты лежишь с открытыми глазами…»
Но ни одна из них не нарушила молчания. Поппи отчаянно хотелось хотя бы намекнуть маме, что все будет хорошо. Но как это сделать? Она не могла выдать секрет Джеймса. И даже если бы она это сделала, мама все равно не поверила бы.
«Я должна найти выход, – размышляла Полпи, – должна». Это был самый долгий день в ее жизни, в ее жилах теперь текла чужая кровь, делая
Несколько раз заходила сестра проверить ее состояние. Но Поппи даже не проснулась. Впервые за несколько недель боль не прерывала ее сна.
На следующее утро, едва проснувшись, она почувствовала смущение и слабость. Когда она села на кровати, перед глазами у нее замельтешили черные точки.
– Проголодалась? – спросила миссис Хилгард. – Тебе принесли завтрак.
Запах яиц, приготовленных на больничной кухне, не вызывал аппетита, но Поппи, видя волнение мамы, немного поковырялась в тарелках на подносе. В зеркале ванной комнаты она осмотрела свою шею. Странно, на ней не осталось никаких следов.
Когда она вышла из ванной комнаты, мама плакала. Никаких потоков слез, никаких всхлипываний. Она просто промокала глаза бумажными носовыми платками. Этого Поппи вынести не могла.
Ma, если ты боишься… не знаешь, как мне сказать… то я все знаю.
Слова слетели с ее губ раньше, чем она успела их обдумать. Миссис Хилгард в страхе обернулась. Она смотрела на дочь, и из глаз ее текли слезы.
– Поппи, ты… знаешь?..
Я знаю, что у меня, и знаю, насколько это плохо, – сказала Поппи.
Даже если она поступила необдуманно, исправлять последствия было поздно.
– Я слышала, как вы с Клиффом разговаривали с врачами.
О боже!
«Я ничего больше не могу ей сказать, – думала Поппи. – Я не могу успокоить ее сообщением, что не собираюсь умирать, что надеюсь стать вампиром, хотя и не уверена на сто процентов, что мне это удастся, потому что многие не выдерживают трансформации. Но если повезет, через несколько недель я смогу благополучно пить кровь.
Кстати, я не спросила Джеймса, как долго это будет продолжаться».
Мама тяжело дышала, стараясь успокоиться.
Поппи, я хочу, чтобы ты знала, как сильно я тебя люблю. Клифф и я, мы все сделаем, все, чтобы тебе помочь. Он сейчас как раз смотрит протоколы некоторых исследований. Есть новые методы лечения. Если бы можно… вернуть назад время… когда лечение еще…
Это было невыносимо. Поппи остро чувствовала боль своей матери. Она вливалась в ее кровь, билась в ней, как прибой, сводила с ума.
«Это та кровь, – решила она. – Это она делает во мне свою работу, меняет меня». Поппи подошла к маме, чтобы обнять ее.
Мам, я не боюсь, – сказала она, прижимаясь к маминому плечу, – я не могу объяснить этого, но я не боюсь. Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.
Миссис Хилгард разрыдалась и сжала ее в объятиях, словно защищая дочь от смерти.
Поппи тоже плакала, горько плакала, по-настоящему, потому что даже если она не умрет, как все смертные, ей предстоит многое потерять: свою прежнюю жизнь, свою семью, все, что ей знакомо с детства. Так хорошо было выплакаться, ей очень нужно было облегчить душу.