Тайный вампир
Шрифт:
– Так что же, все было притворством? Да?
Внутренний, голос останавливал ее, призывал успокоиться и подумать. Он говорил ей, что она сейчас неспособна принимать решения, а ошибка может стоить ей жизни. Но она была не в состоянии прислушиваться к своему внутреннему голосу. Ярость подгоняла ее, затмевала разум, не давала подумать, есть ли у нее основания для гнева.
– 'Ты просто жалел меня, да? – прошептала она, и ярость и горе, которые она подавляла эти полтора дня, вдруг выплеснулись наружу.
Ее пронзила боль, и все померкло вокруг, все. Осталось лишь исступленное, страстное желание причинить Джеймсу боль, такую же сильную боль,
Джеймс тяжело дышал и говорил быстро:
– Поппи! Поэтому я и не хотел, чтобы Фил знал…
– Неудивительно, – взвилась Поппи, – неудивительно, что ты так и не сказал, что любишь меня, – она продолжала, уже не обращая внимания на Фила. – Как я могла тебе верить? Помимо всего прочего, ты ни разу меня не поцеловал. Мне не нужна твоя жалость.
– Что значит «помимо всего прочего»? Что это значит? – взревел Фил. – Я убью тебя, Расмуссен!
Он вырвался из рук Джеймса и с новой силой набросился на него. Джеймс уклонился, так что первый удар лишь слегка задел его волосы. Фил снова бросился на Джеймса, и тот, извернувшись, схватил его сзади в замок.
Поппи услышала, как в холле раздались быстрые шаги.
– Что здесь происходит?
Миссис Хилгард в растерянности остановилась на пороге спальни.
В ту же минуту у нее за спиной вырос Клифф.
– Что случилось? Почему вы кричите? – его подбородок на исхудавшем за последние дни лице выделялся еще сильнее, чем обычно.
– Это ты подвергаешь ее опасности, – прошептал Джеймс на ухо Филу, – смертельной опасности, прямо сейчас.
Он был разъярен и выглядел диким. Нечеловечески страшным.
– Отпусти моего брата! – закричала Поппи. Ее глаза наполнились слезами.
– О боже, дорогая, – едва могла вымолвить миссис Хилгард. Она бросилась к дочери и обняла ее. – Мальчики, немедленно уходите отсюда.
Дикая ярость исчезла с лица Джеймса, и его хватка ослабла.
– Послушай, извини меня, но я должен остаться. Поппи…
Филипп локтем ударил его в живот. Вероятно, Джеймсу не было так больно, как было бы больно смертному, но Поппи увидела, что ярость промелькнула на его лице, как только он смог разогнуться. Он поднял Фила и бросил в сторону платяного шкафа. Миссис Хилгард закричала, Клифф бросился к ним и встал между ними.
– Ну хватит! – прорычал он. Обернувшись к Филу, он спросил:
– С тобой все в порядке? Затем он обратился к Джеймсу:
– Что тут случилось?
Фил потирал голову, медленно приходя в себя. Джеймс молчал. Поппи не могла произнести ни слова.
– Ладно, все это не имеет значения, – подытожил Клифф. – Похоже, все мы сегодня выбиты из колеи. Но тебе, Джеймс, все же лучше сейчас пойти домой.
Джеймс посмотрел на Поппи.
Поппи, дрожа, как от сильной боли, повернулась к нему спиной. Она бросилась в материнские объятия, не сказав ни слова.
– Я вернусь, – тихо сказал Джеймс.
Его слова должны были означать рбещание, но в них чувствовалась затаенная угроза.
– В ближайшее время – нет. – Голос Клиффа прозвучал, как воинский приказ.
Глядя через мамино плечо, Поппи увидела кровь на светлых волосах брата.
– Думаю, всем нам нужно время, чтобы остыть, – подытожил Клифф. – Ну же, Джеймс, пошевеливайся.
Он вывел Джеймса из комнаты. Поппи дрожала л всхлипывала, она старалась не обращать внимания на приступ головокружения и все усиливающееся бормотание разных голосов в своей голове. Из музыкального центра доносилась дикая, бьющая по барабанным перепонкам английская музыка.
В течение следующих двух дней Джеймс звонил восемь раз.
На первый звонок Поппи ответила. Телефон зазвонил около полуночи, и она автоматически подняла трубку, еще в полусне.
– Поппи, не вешай трубку, – сказал Джеймс. Поппи бросила трубку. Спустя мгновение телефон
зазвонил снова.
– Поппи, если ты не хочешь умереть, выслушай меня.
– Это шантаж. Ты псих, – сказала Поппи, стискивая телефонную трубку.
Язык у нее еле ворочался, голова была тяжелой и болела.
– Поппи, это правда. Поппи, послушай. Сегодня ты получила мало крови. Из-за меня ты ослабела, а взамен не получила ничего. Это тебя убьет.
Поппи слушала Джеймса, но смысл слов ускользал от нее. Она поняла, что пропускает их мимо ушей, что проваливается в какой-то мягкий, вязкий туман и не способна рассуждать здраво.
– Мне все равно.
– Тебе это не может быть все равно, и если бы ты была сейчас в состоянии думать, ты бы так не сказала.
Сейчас у тебя в голове полная неразбериха. Ты слишком плохо владеешь собой, слишком неразумна, чтобы признаться в этом.
Все это подозрительно походило на то, что и сама Поппи поняла спустя некоторое время после скандала. Она поняла, что была похожа на Марицу Шаф-фер, которая выпила шесть бутылок пива на новогодней вечеринке у Джана Неджара. Она вела себя как полная дура и не могла остановиться.
– Я только одно хочу понять, – сказала она наконец, – правда ли то, что ты сказал Филу?
На другом конце провода раздался громкий вздох.
– Да, я действительно сказал это Филу, но это неправда, я просто хотел отделаться от него.
У Поппи вновь сдали нервы.
– Почему я должна верить человеку, который всю жизнь лгал?! – крикнула она и, повесив трубку, разрыдалась.
Весь следующий день она провела в полном и бездумном отрицании. Ей все казалось ложью: и ссора с Джеймсом, и его беспокойство, и даже ее болезнь. Особенно ее болезнь. Поппи ее игнорировала, она просто принимала лекарства, не утруждая себя мыслями о том, зачем они ей нужны.