Тайный воин
Шрифт:
– Покуда я жив, никому не будет позволено утеснять её скромность, – спокойно, ровным голосом проговорил он. – Ни мужчинам, ни женщинам, ни даже тебе, благородный Невлин, сын Сиге из рода Трайгтренов. А для того, чтобы взглянуть на мои царские знаки, шатёр не потребен!
Кошка противилась, не хотела покидать уютную пазуху, но быстро притихла на руках у Эльбиз. Развязав пояс, Эрелис бросил наземь кожух, потом безрукавку и тельницу. Серьга дёрнулся подобрать, но Сеггар не глядя вытянул руку. Стылый ветер тут же прошёлся краснотой по белому рыхловатому телу. Эрелис ещё зачерпнул горсть снега из-под ног, с силой потёр у правой ключицы. На разгоревшейся коже тонким белым узором проступило клеймо. Да не какая-нибудь
Все сомнения прекратились. Великородный Невлин первым согнул колено перед отпрыском властителей Андархайны.
– Во имя Закатных скал!.. Я всё-таки дожил, – прошептал он. – Явилась молодость, могущая вырасти достойной венца. Я дожил…
Третий наследник, не торопясь одеваться, повернулся к Сеггару. Поклонился ему:
– За твоим щитом нам с сестрой некого было бояться. Когда я честно вступлю в отцовский след, это не будет забыто.
Неуступ улыбнулся в ответ. Улыбка вышла кривая. Оттого, наверное, что угол рта поддёргивал шрам. Он повторил сказанное царевичем:
– Время быстро пройдёт. – Оглянулся на бывших заменков. – Ну что ж, ступайте, ребятки. Служите честно…
– Погоди, – поднял руку вельможа. – Ты, добрый воевода, сын чуждого племени и вправе не знать наших законов. Сегодня царевич Эрелис полагает начало праведной жизни… в которой не должно быть места узам из прошлого. Никто не хочет принизить тебя, достойный вождь, но Андархайна живёт много веков. Мы видели всякое, в том числе временщиков возле трона. Иные законы, друг мой, пишутся кровью, и мы говорим как раз о таком.
Сеггар пожал плечами:
– Я думал, запрет касается лишь меня и моих людей.
Косохлёст расплёл руки, всё бесстрастие слетело с молодого лица. Он с беспомощным отчаянием смотрел на любимых брата с сестрой. Воевода предупреждал: такое может случиться, но он не хотел верить. Нерыжень подалась к царевне, девушки обнялись. Ни одна не заплакала.
Воин, стоявший рядом с гусляром, крикнул вельможе:
– А с совестью ты посоветовался, законник?
У него были яркие зелёные глаза, а волосы – рыже-бурые с золотом, как осенние листья.
Невлин провёл пальцами по бороде.
– Многим кажется, что законы справедливыми не бывают, – ответил он печально. – У простолюдья недаром в ходу горькая шутка: где законы, там и обиды. Однако Андархайна издревле зиждется Правдой. Порою законы в самом деле рвут по живому, но, если не чтить их, настанут последние времена. Люди утратят пределы и впадут в дикость, устройство сменится неустройством. Пусть детей сопроводит слуга, привыкший к их нуждам. Большего разрешить я не властен.
– Не грусти, дядя Сеггар, – сказал Эрелис. – И ты не грусти, Косохлёст. Я вверяю себя заботам Высшего Круга, чтобы научиться царским обязанностям и в должный черёд принять ношу отцов. Да будет так.
Гусляр вдруг бросил руку за спину. Торопливо передвинул вперёд чехол, вытащил гусли. Опёр их пяточкой на бедро, не глядя рванул струны.
Смотрят с небес Древние Боги. Суров их взгляд На младших чад: Ждёте чудес? Сбились с дороги? Подайте весть О том, что есть Огонь, и честь, И правда в сердцах – Не отводя лицо, Сейчас и здесь Стоять до конца, Не посрамив отцов!Воины стали подхватывать знакомую песню. Гусляр играл вдохновенно, гусли дрожали и гремели, напутствуя уходящих.
Люди глядят В тёмные тучи: Как нам помочь Развеять ночь? Гусельный лад, Грянь же созвучьем! Подайте весть О том, что есть Огонь, и честь, И правда в сердцах – Не отводя лицо, Сейчас и здесь Стоять до конца, Не посрамив отцов!Брат и сестра уходили молча и не оглядываясь. На том берегу ждал оболок, запряжённый четвёркой мохноногих коней.
Птица и зверь Плачут в потёмках: Приди, тепло! Расправь крыло! Только поверь!.. Свищет позёмка… Подайте весть О том, что есть Огонь, и честь, И правда в сердцах – Не отводя лицо, Сейчас и здесь Стоять до конца, Не посрамив отцов!Вечные тучи плыли над пустошами, роняя редкий снежок. Постепенно скрылись следы санок и лыж, протянувшиеся обратно на север. И отпечатки конских копыт, обращённые к югу.
Доля пятая
Отик
Нынешняя Наклонная башня прежде называлась Глядной. Изувеченная в Беду, она и теперь выше прочих вздымалась над косматыми туманами зеленца. Иные называли её памятником былой славы. Злые языки предпочитали говорить о былом страхе. Башня стояла в северном углу крепости, кренилась в сторону Конового Вена… Поди теперь докажи кому, что случайно. Сквару с самого первого дня подмывало в прозрачный морозный день влезть на сущий верх и разведать, не покажутся ли на краю овиди знакомые бедовники Левобережья. Однако к зубчатой макушке Наклонной не было никакого подхода, ни изнутри, ни снаружи. За время бесплодных попыток Сквара вполне в том убедился. Собственно, в сторону Наклонной никто, кроме него, особо и не заглядывался. Кому нужна пустая, ненадёжная каменная труба, перекрытая толстой ледяной пробкой! Покинутую башню сделали себе игрушкой свирепые бури, исправно налетавшие с моря. Когда вихрь верно угадывал направление, башня начинала гудеть. Не особенно громко, но на удивление жутко. Гул распространялся по всей крепости, взывая из каменных толщ, он казался стенанием самой Земли, томящейся в ледяном заточении. Когда Сквара впервые услышал голос Наклонной, ему тоже захотелось бежать. Всё равно куда, лишь бы подальше.
На самом деле мыть даже глубокий вмазанный котёл, отчёрпанный от снеди, – работа не самая неприступная. Главное, всё делать умеючи!
Чёрной девке Надейке умения было не занимать. Опрокинув в котёл большой черпак кипятку, она быстро погнала по кругу весёлком с мочальным помелом на конце. Низкая печь сберегала ещё достаточно жара, вода шипела, заплёскивая на горячие стенки, в середину стекали хлопья и жир. Надейка подставила бадью, как следует разогнала помои, тем же помелом стала проворно выплёскивать через край. На дне зашкворчало. Девушка оставила весёлко, плеснула ещё кипятку. Повалил пар.