Тайный воин

Флевелинг Линн

— Я знаю.

— Что-то я себя неважно чувствую. Холодно… Ляг рядом, а?

Тобин сбросил башмаки и скользнул под одеяло, стараясь не задеть Ки. Тот что-то негромко пробормотал и повернул голову, лицом к Тобину.

Тобин смотрел на спящего друга, пока его собственные веки не отяжелели. И если Фарин и вернулся с сидром, Тобин этого не слышал.

Аркониэль и Айя встретили Фарина в коридоре и услышали хорошую новость. От радости, что Ки наконец очнулся и вдобавок не помнил ничего, угрожавшего

его жизни, Аркониэль чуть не расплакался. Кого следовало благодарить за это, Брата или Лхел, Аркониэля не заботило. Главное — Ки теперь ничто не грозило.

— Думаю, сегодня я высплюсь в кровати Тобина, — заявил Фарин, энергично растирая поясницу. — Хватит с меня кресел, а Тобин все равно не оставит Ки.

— Да уж, ты заслужил отдых, — сказала Айя. — Пожалуй, я тоже высплюсь. Ты идешь наверх, Аркониэль?

— Я еще немного побуду здесь.

— С ним все будет хорошо, — пообещала Айя, улыбаясь. — Поднимайся поскорее, хорошо?

Фарин пошел следом за ней к лестнице, потом обернулся к Аркониэлю.

— Ты не знаешь, кого это мальчишки называют братом?

Сердце Аркониэля остановилось на мгновение.

— А где ты это слышал?

— Да просто Ки бормотал что-то такое, когда только очнулся. Твердил о чьем-то брате, мол, он дал ему эту куклу. Нет? — Он мощно зевнул и потер подбородок. — Ладно, он тогда мало что соображал. Наверное, пригрезилось.

— Наверняка, — сказала Айя, подхватывая его под руку и увлекая к лестнице. — А может, ты просто не расслышал? Идем-ка, пока нам не пришлось тащить тебя на себе.

Аркониэль дождался, пока весь дом заснул, потом осторожно вошел в игровую комнату, чтобы посмотреть на мальчиков. Тобин калачиком свернулся в постели рядом с Ки. Даже во сне он выглядел печальным и измученным, а вот Ки улыбался. Пока Аркониэль смотрел на них, Тобин пошевелился и коснулся рукой плеча друга, словно желая убедиться, что тот не исчез.

Аркониэль опустился в кресло, не слишком доверяя собственным ногам. Ночью ему всегда становилось хуже, мучили воспоминания о том, что он сделал. И о том, чего едва не сделал.

За последние несколько дней он сотни раз во всех подробностях прокручивал в мыслях те ужасные мгновения в лесу. Нервно ворочаясь в постели, он видел, как Ки идет к нему между деревьями и на его лице уже расцветает улыбка, и как раз в этот момент Тобин склоняется над источником, рассматривая свое подлинное лицо… Ки поднял руку, приветствуя… кого? Успел ли он увидеть ее, узнал ли ее или приветствие относилось к Аркониэлю? Лхел набросила на Тобина меховую тунику, но было ли это сделано достаточно быстро?

Аркониэль цеплялся за эту кроху сомнения, даже когда поднимал руку, чтобы сдержать клятву, данную Айе и Риусу в тот день, когда они решили пригласить в замок мальчика. Он ведь сам тогда убеждал Айю, что компаньоном должен стать ребенок, о котором никто не пожалеет.

Да, он действительно собирался сдержать обещание и убить Ки, но

собственное сердце подвело его, остановившись на миг и испортив заклинание. В последний момент Аркониэль попытался изменить его, чтобы просто ослепить Ки, но вместо того получился несфокусированный удар энергии, подбросивший Ки в воздух как пушинку. От смерти его спасла Лхел, вернувшая сердце Аркониэля к жизни. Она заявила, что надо стереть все воспоминания Ки о том, что он видел Тобина, и дорогу к ее жилищу он должен был воспринять как болезненный бред… Если бы Аркониэль и Айя раньше знали, что такое вообще возможно…

Если бы они отбросили свое высокомерие и спросили Лхел…

Но как бы ни радовался Аркониэль спасению Ки, он все равно вынужден был признать: он не выполнил свой долг, потому что не убил Ки, и он предал мальчика, попытавшись его убить.

Многие годы он твердил себе, что отличается от Айи и Лхел. А теперь спрашивал себя, не является ли то, что он считал состраданием, простой слабостью.

Пристыженный, он ушел в свою комнату, оставив двух невинных детей в покое, которого самому ему, возможно, было уже никогда не познать.

Глава 3

На следующий день Ки был еще слишком слаб, сильно кружилась голова. Он не мог встать, и повариха принесла печенье, испеченное по поводу пропущенного дня рождения Тобина, к нему в комнату. Все собрались возле кровати и стоя съели свои порции. Нари подарила Тобину новый свитер и носки, которые связала собственноручно, а Кони, их оружейник, преподнес шесть отличных новых стрел. Ларис вырезал для Тобина и Ки новые костяные свистки, а Аркониэль застенчиво поднес особый мешочек для огненных камешков.

— Боюсь, мой подарок остался в Эро, — сказал Фарин.

— И мой тоже, — сообщил Ки, набивший рот печеньем. Голова у него была еще перевязана, но аппетит вернулся.

Впервые за долгое время жизнь снова казалась привычной и спокойной. Сердце Тобина радостно билось, когда он смотрел на радостные лица стоящих рядом людей. И если бы не присутствие Айи, этот день рождения ничем бы не отличался от предыдущих.

На следующий день Ки окреп уже достаточно, чтобы захотеть встать, но Нари и слышать не хотела о том, чтобы он покинул комнату. Ки дулся и ныл так, что Нари просто унесла его одежду, на всякий случай.

Едва она вышла, Ки выскочил из постели, завернувшись в одеяло.

— Ну вот, на ногах стою, — пробормотал он.

Через мгновение-другое он снова почувствовал ужасную слабость, но не желал признавать правоту Нари. Борясь с тошнотой, он настоял на том, чтобы они с Тобином сыграли в бакши. Однако после нескольких бросков перед глазами у него начало двоиться, и он позволил Тобину уложить его в постель.

— Только ей не говори, ладно? — попросил он, закрывая глаза. От попыток соединить двух Тобинов, хмуро склонившихся над ним, в одного, у него разболелась голова.