Тайный заговор

Ванденберг Филипп

Бродка склонился к ней и прошептал:

— Еще три дня, и я не выдержу. Пожалуйста, вытащи меня отсюда, иначе мне конец. У тебя есть с собой деньги?

— Да, — удивленно ответила Жюльетт. — Сколько тебе нужно?

— Десять тысяч шиллингов. А лучше еще больше, — прошептал Бродка.

Жюльетт даже не стала спрашивать, зачем в клинике закрытого типа столько денег; вместо этого она раскрыла сумочку под столом и передала Бродке две сложенные купюры. Он незаметно для санитара спрятал деньги в карман халата.

Едва деньги сменили своего владельца, как санитар постучал по каменному подоконнику ключом, словно они все это время

спали, и громко крикнул:

— Время посещения окончено!

Бродка попрощался с Жюльетт долгим нежным поцелуем. И успел услышать, как она сказала:

— У нас все получится!

Затем, понурившись, он в сопровождении надсмотрщика отправился в обратный путь — тот, которым они сюда пришли.

Бродка старался запомнить все, что встречалось ему на пути.

Долговязый, неуклюжий в движениях врач-ординатор Саулус был редкостным негодяем. Большинство людей считали его странным, он же, напротив, полагал себя крайне интересным человеком. Ему можно было бы простить причуды, которые появились у него за годы общения с неадекватными пациентами, как, например, неконтролируемое подмигивание, постоянное дергание себя за мочку уха указательным и большим пальцами. Но то, что едва Жюльетт появилась в его кабинете и он стал пожирать ее глазами, разглядывая с головы до ног, словно не видел женщин уже многие годы, было более чем неприлично. Жюльетт обуревали обида и возмущение.

Охотнее всего она вскочила бы и ушла, но затем одумалась. Этот человек был ей нужен, если она хотела как можно скорее помочь Бродке.

Помещение, в котором она находилась, почти ничем не отличалось от кабинетов других врачей, оборудованных письменным столом, стеклянным шкафом, смотровым стулом и обтянутой пластиковым покрытием кушеткой. Тем не менее атмосфера была гнетущей. Комната, казалось, пропиталась каким-то запахом, который Жюльетт никогда прежде не встречался; он был кисловатый и слегка острый. Вид зарешеченных окон тоже вызывал достаточно неприятное ощущение, но то, что на дверях не было ручек, а только кнопки, с которыми следовало обращаться как-то по-особенному, вселяло в нее чувство страха.

— Ваша фамилия Коллин. Почему у вашего мужа фамилия Бродка? — поинтересовался врач.

— Мы не женаты, — ответила Жюльетт. Она сказала совершенную правду, но тут же добавила немного лжи: — Мы уже несколько лет живем в гражданском браке. У господина Бродки больше нет родственников.

Доктор Саулус потер правой рукой тыльную сторону левой ладони и, не глядя на Жюльетт, заметил:

— В таком случае вы с господином Бродкой не являетесь родственниками. Я не имею права давать вам каких-либо справок. Понимаете…

Жюльетт вскочила, перегнулась через стол и посмотрела прямо в глаза доктора Саулуса, которые он прятал за стеклами очков.

— Послушайте, доктор, — резко, почти угрожающе произнесла она. — Ваша оценка моего семейного положения меня совершенно не интересует. Я пришла, чтобы узнать, когда вы наконец отпустите господина Бродку. У вас нет ни малейших оснований держать его здесь!

Саулус откинулся на спинку стула и снисходительно посмотрел на Жюльетт.

— Мне очень жаль, но я вынужден сообщить вам, что господин Бродка страдает параноидной шизофренией. У пациента обнаружены нарушения мышления и аффект, которые необходимо подвергнуть срочному лечению и длительное время контролировать. Есть признаки, позволяющие сделать вывод

о наличии определенного вида паранойи. Возможно, вы не знаете, что пациент уже набрасывался на медсестру. Мне самому удалось удержать его от дальнейших неадекватных поступков только посредством применения силы.

Жюльетт снова опустилась на стул. Бродка — шизофреник? Она так сильно покачала головой, что Саулус вопросительно поглядел на нее. Наконец, стараясь сохранять спокойствие, она сказала:

— Если Бродка страдает параноидной шизофренией, можете и меня госпитализировать, причем немедленно. Мы оба видели одно и то же.

— Что вы видели? — спросил врач с наигранной заинтересованностью.

Жюльетт открыла сумочку и, вынув фотографию, протянула ее Саулусу.

— В соборе Святого Стефана мы видели пожилую женщину, которая выглядит совершенно так же, как женщина на этой фотографии.

— Очень хорошо, — ответил врач, — но это ведь не повод для того, чтобы впадать в панику. Эта особа угрожала господину Бродке? Преследовала его?

— Нет, — холодно ответила Жюльетт, — это просто невозможно, поскольку эта особа — мать Бродки, которая вот уже два месяца как мертва. По крайней мере, ее похоронили на Вальдфридхоф в Мюнхене. Затрудняюсь сказать, как отреагировали бы вы сами, если бы с вами произошло нечто подобное.

Саулус одарил Жюльетт критическим взглядом. Стекла его очков при этом угрожающе сверкнули.

Что же он ответит ей, думала Жюльетт. Она была готова ко всему. Но ответ Саулуса прозвучал коротко и ничего, в общем-то, не разъяснил.

— Ах, вот как, — пробормотал ординатор.

— Да, вот так! — насмешливо повторила Жюльетт.

Ей было очень трудно держать себя в руках. Когда она задала следующий вопрос, в ее голосе послышались требовательные нотки:

— Как долго вы собираетесь держать господина Бродку в клинике?

Саулус скрестил руки на груди.

— Речь не идет о том, чтобы «держать» господина Бродку. Его здесь лечат. А что касается продолжительности лечения, то я не решусь прогнозировать. Однако пациента с такими патологическими отклонениями ни в коем случае нельзя отпускать с бухты-барахты. Будьте уверены, мы сделаем все возможное, чтобы вернуть ему здоровье.

— Но Бродка не болен!

— Это вы так считаете, госпожа Коллин. Кстати, то же самое говорят все, кого сюда доставляют. А теперь извините меня.

Он поднялся и, улыбаясь, проводил Жюльетт до двери.

У Бродки было много времени — достаточно, чтобы придумать план, как выбраться из этой проклятой клиники.

Ключевой фигурой в его плане был коренастый санитар, имени которого он не знал и поэтому обращался к нему, называя просто «санитар». Спустя пару дней, на протяжении которых Бродка пытался завязать с ним разговор, этого типа так разозлило обращение «санитар», что он сказал:

— Меня зовут Иосиф. Но называйте меня Ио.

— Ио, — сказал Бродка однажды, после того как ему удалось завоевать некоторое доверие, — санитару в таком учреждении не очень много платят, правда?

Санитар, принесший Бродке завтрак — напиток, похожий на кофе с молоком, и две булочки, намазанные вареньем, — ворчливо ответил:

— Об этом можно говорить громко. И заметьте, это все же лучше, чем никакой работы. Кстати, я не нуждаюсь в твоем сочувствии, Бродка.

— Речь идет не о сочувствии, — ответил Бродка. — Скорее сделке между нами.