Тайный заговор
Шрифт:
— А если я скажу «нет»?
— Что значит «если я скажу „нет“»? Ты имеешь в виду, что хочешь сорвать мне сделку? Я бы как следует подумал на твоем месте, Смоленски. Есть много людей, которые очень сильно удивятся, узнав, что на самом деле происходит в Ватикане.
— И откуда ты знаешь об этом, Джузеппе?
— Боже мой, у каждого есть свои источники.
Смоленски заложил руки за спину и с наигранной улыбкой произнес:
— И все-таки я скажу «нет».
Мысли о могиле на Кампо Санто Тевтонико мучили Бродку так, словно он был охвачен странной болезнью. Его едва ли не магически тянуло на кладбище. Не проходило и дня, чтобы он не явился в Ватикан, где оббивал всевозможные пороги, пытаясь хоть что-нибудь выяснить о загадочном захоронении.
С настойчивостью опытного фотожурналиста и пропуском с зеленой печатью он добрался даже до Палаццо дель Говернаторато, гражданского управления Ватикана, которое располагалось за церковью Святого Петра и представляло массивный комплекс зданий с бесконечными переходами и множеством офисов.
Но здесь, как и в других официальных учреждениях, Бродка столкнулся с неприкрытой отчужденностью и нежеланием помочь ему прояснить дело. У него даже возникло впечатление, что чиновничье неведение становится тем отчетливее, чем выше рангом каждый последующий служащий.
Наконец Бродка вышел из Говернаторато с письменной просьбой и указанием разрешить злополучный вопрос. Эта бумага была адресована начальнику немецкого коллегиума, той самой конторы, где три дня назад Бродка начал свои поиски.
И все же Бродка не сдавался. Надеясь, что документ от Говернаторато может оказать какое-то воздействие, он снова пришел в офис коллегиума, знакомую побеленную комнату, где встретился с капуцином, периодически страдающим амнезией, вызванной несчастным случаем.
То ли подействовало указание Говернаторато, то ли у капуцина выдался удачный день, но на этот раз монах был весьма разговорчив и заверил Бродку, что готов выполнить его просьбу.
Итак, Бродка вновь рассказал о цели своего визита и попросил расшифровать инициалы «К. Б.» на могильной плите на Кампо Санто Тевтонико.
Набожный монах с прической Цезаря заявил, что о такой могиле ему ничего не известно, пусть синьор будет так любезен и покажет ему то самое место упокоения.
Бродка опять едва не вышел из себя, однако вовремя опомнился и согласился отвести капуцина на кладбище.
Когда они добрались до могилы, Бродка был неприятно удивлен. Взглянув на могильную плиту, он не поверил своим глазам: надпись была стерта, камень гладко отполирован, словно его никогда не касался резец.
— Надпись! — воскликнул Бродка, и эхо разнеслось по маленькому кладбищу. — Где надпись на могильной плите?
Монах спрятал руки в рукава своей сутаны. Он стоял не двигаясь, всем своим видом выражая клерикальную неприступность.
— О чем вы говорите, брат мой во Христе? — сказал он, с широкой ухмылкой победителя глядя на Бродку.
Бродка бросился к монаху. Его лицо так исказилось от злости, что капуцин испуганно отступил назад. Самодовольная ухмылка исчезла.
— На этом камне еще вчера были написаны буквы «К. Б.» и выгравированы даты рождения и смерти, черт побери!
С вымученной улыбкой Лаокоона монах начал:
— Брат мой во Христе…
Больше он не успел сказать ни слова, потому что Бродка перебил его:
— Не называйте меня братом во Христе! Лучше скажите, что произошло с камнем!
На лице капуцина появилось лукавое выражение.
— Вы что же, всерьез утверждаете, что еще вчера на плите была выгравирована надпись? Если бы это было так, мы с вами стали бы свидетелями чуда, подобного тому, что произошло со святым падре Пием. Однако я должен вас разочаровать. На камне никогда, не было надписи. Пока не было. Потому что владелец могилы, известное высокопоставленное лицо немецкого происхождения, еще находится среди живых.
— Но не только я видел надпись. Моя жена тоже…
— Возможно, — громко прервал его монах, — что вы в последнее время находились под сильным впечатлением смерти близкого человека. — И добавил: — По причинам, которые мне неизвестны.
Бродка смущенно кивнул.
— Вот видите. — Монах снова принял высокомерную позу. Спрятав руки в рукава сутаны, он поднял голову к небу. — Разве не все мы время от времени находимся во власти воображения? Разве мы не становимся хотя бы раз в жизни жертвой иллюзий? Кто из нас готов утверждать, что чувства не могут сыграть с человеком злую шутку?
Монах-капуцин все еще проповедовал, когда разъяренный Бродка повернулся и пошел прочь с кладбища. Он ни минуты не сомневался, что действительно видел надпись, и мысленно сделал вполне определенный вывод. Теперь он был совершенно уверен в том, что нашел следы заговора. Какими бы удивительными ни казались совпадения, события последних недель происходили из одного корня и имели одну цель.
Рассказав Жюльетт о новом повороте событий, он рассчитывал на ее сочувствие. Александр думал, что она сумеет его утешить, подбодрить, вселить в него мужество. Но Жюльетт отреагировала так, как он меньше всего от нее ожидал: внимательно выслушав его рассказ об исчезновении надписи, она вдруг громко расхохоталась и, фыркая, стала повторять:
— Чудо, чудо, чудо!
Такой Бродка никогда еще не видел ее. Он встряхнул Жюльетт — никакой реакции. И только когда он поднял руку, словно хотел ударить ее по щеке, она резко умолкла и посмотрела на него. Было ли удивление в ее взгляде? Гнев? Разочарование? Понять он не мог.
— Извини, пожалуйста, — тихо произнес он. — Я… мне очень жаль.
— Хорошо, — ответила она. — Сама не знаю, что на меня нашло. Может, некоторые люди реагируют подобным образом, когда на них одновременно накатывает отчаяние и чувство собственного бессилия, вызванные абсурдностью ситуации?
— Может быть, — мягко сказал Бродка.
— И вот еще что, — нерешительно начала Жюльетт. — Я кое-что скрыла от тебя. Я… я не хотела тебя расстраивать еще больше.
Бродка присел на край кровати и уронил голову на руки. Жюльетт подошла к окну, посмотрела на крыши домов, окружавших Пьяцца Маззини.
— Я ведь рассказывала тебе о Норберте, пианисте, у которого нет мизинца на правой руке… — Она запнулась.
— Да. А что с ним?
— Я знаю его уже много лет, — продолжила Жюльетт. — И всегда считала его честным, порядочным парнем. Мы часто помогали друг другу. Я для него была отчасти исповедником, отчасти приемной матерью. Случалось, что и мне хотелось выговориться… Последний раз это было пару дней назад в Мюнхене.