Тайпи. Ому (сборник)
Шрифт:
Я не знаю, отличались ли вожди друг от друга властью и значением. До празднества мне было не вполне ясно даже положение, занимаемое Мехеви. Но важная роль, которую он играл, убедила меня, что нет никого выше него среди жителей долины. Удивительный костюм и величественная фигура, казалось, ставили его выше всех других. Шлем из перьев на голове возвышал его над толпой, и хотя другие туземцы тоже носили перья, убор Мехеви роскошью затмевал всех.
Мехеви действительно был первым из вождей – предводителем племени, владыкой долины. Я, пробыв несколько недель в долине и почти ежедневно встречаясь с Мехеви, до самого праздника не знал о его королевском сане. Но теперь я увидел все по-иному, в истинном свете. Дом Тай был дворцом,
Насколько я могу судить, правил, устанавливающих порядок жизни, в долине не существовало, – кроме, пожалуй, мистического табу. За все время, что я прожил в Тайпи, никто не подвергался суду за нарушение общественного порядка. И тем не менее жизнь в долине текла спокойно.
Каждый отдыхал под собственной пальмовой кровлей или сидел под собственным хлебным деревом, и никто не угнетал и не преследовал его. В долине не знали замк'oв – но там не было и общего имущества. Это длинное копье, так изящно выточенное и гладко отполированное, принадлежит одному; оно гораздо красивее того, которое так высоко ценит другой. А вот китовый зуб, испещренный занятной резьбой, принадлежит юной девушке – это самое драгоценное из ее украшений. Наверное, она считает его гораздо более ценным, чем рубины, и все-таки оставляет в хижине, где дверь открыта, а все обитатели ушли купаться.
Вчера я видел Кори-Кори с длинным шестом, которым он, стоя на земле, сбивал плоды с самых верхних веток деревьев; потом он принес эти плоды в корзине из пальмовых листьев. Сегодня островитянин, живущий в самой глухой части долины приходит сюда и делает то же самое. На берегах ручья растут банановые деревья. Я часто видел, как молодые туземцы весело набирали большую груду бананов и разносили их по долине, крича и прыгая. У этих рощ и плодов не было владельца.
Конечно, некоторые островитяне богаче других. Например, кровельная балка в доме Мархейо сгибается под тяжестью громадных пакетов, завернутых в таппу; пол устлан циновками, семь раз наложенными одна на другую. Снаружи Тайнор выставила красивый ряд тыкв и деревянных подносов. А в доме за рощей, где живет Руаруга, – только три скромных пакетика, болтающихся над головой; только два слоя циновок, а тыквы и подносы не так многочисленны и не так красиво выточены и раскрашены. Но если дом Руаруги не такой роскошный, как у Мархейо, то столь же удобный. Если же Руаруга захочет посоперничать со своим соседом, то, думаю, это не потребует от него слишком больших усилий.
Больше всего меня восхищало в тайпи единодушие, проявляемое при любых обстоятельствах. Все жители долины думали и поступали одинаково, в согласии и дружбе.
Однажды мы с Кори-Кори проходили мимо небольшого просвета в роще, где в этот день должны были строить бамбуковый дом. По крайней мере сто человек таскали боковые столбы, тонкие прутья, пальмовые листья. Каждый чем-нибудь помогал, и дом был закончен к заходу солнца.
Ни одна женщина не принимала участия в работе. Женщинам, жившим в долине, предоставлялась полная свобода, если только не считать различных табу. Женщины и девушки долины Тайпи освобождены от труда. Легкая домашняя работа или выделка таппы, плетение циновок, полировка посуды – это их единственные обязанности. Но молоденькие девушки часто и этим не занимались. Они чувствовали настоящее отвращение к труду. Они бродили по рощам, купались в ручье, танцевали, шутили и проводили свои дни весело и беззаботно.
Я никогда не видел ни одной ссоры, ни одного спора. Обитатели долины, казалось, жили одной семьей. Все относились друг к другу, как братья и сестры.
На второй день празднеств Кори-Кори обратил мое внимание на то, что у многих женщин, особенно пожилых, правая рука и левая нога очень старательно татуированы, а остальное тело совершенно чисто, за исключением маленьких точек на губе
Среди островитян существует многобрачие, но только многомужество – количество мужчин намного превышает количество женщин. Сначала за девушкой ухаживает какой-нибудь юноша, по большей части из числа живущих с ней в одном доме, и она выходит за него замуж. При этом не проводится никаких обрядов, и их связь не считается формальным браком. По прошествии некоторого времени появляется другой жених, более зрелого возраста, и берет обоих, и девушку и юношу, к себе в дом. У мужчин не бывает больше одной жены, а у женщин не бывает меньше двух мужей; иногда их бывает трое. Бывают также случаи расторжения брака.
Вероятно, у племени тайпи не существовало и похоронных обрядов. За то время, что я у них жил, я ни разу не был свидетелем погребения. Впрочем, весьма возможно, что тайпи не отличаются от остальных жителей острова, а я однажды присутствовал на похоронах в Нукухиве. На рассвете в одном из домов на берегу умер юноша. Тело, аккуратно завернутое в новую белую таппу, лежало в открытом сарае из кокосовых ветвей, на бамбуковых носилках, стоявших на шестифутовом возвышении из толстого тростника, воткнутого в землю. Рядом, по обеим сторонам, сидели две женщины, с жалобным пением махавшие большими белыми веерами. В доме собралось много людей, для них были приготовлены различные блюда. Трапеза началась около полудня, и мне сказали, что она будет длиться два дня. Все, казалось, были настроены довольно весело. Девушки танцевали, старики пели, воины болтали и курили, а молодежь пировала, как на свадьбе.
В уединенной местности, в середине пальмовой заросли, я однажды увидел могилу вождя. Она помещалась на невысокой каменной кладке и была видна издали. Легкая крыша из побеленных пальмовых листьев служила естественным навесом. Могила располагалась на помосте, лежащем на четырех бамбуковых колоннах, немного выше человеческого роста. Площадка в несколько ярдов окружала помост и была огорожена четырьмя стволами кокосовой пальмы, покоившимися на расположенных по углам больших камнях. Место было священное. Знак ненарушимого табу в виде таинственной повязки из белой таппы был подвешен к верхушке шеста. Тишина, спокойствие и одиночество были прекрасны и трогательны.
С какой бы стороны вы ни приблизились к этому месту, отовсюду был виден мертвый вождь, сидящий в каноэ, приподнятом на несколько дюймов над каменной кладкой. Каноэ имело около семи футов в длину; оно было сделано из хорошего темного дерева, красиво изогнуто и украшено инкрустациями из блестящих раковин. Фигура воина была задрапирована в тяжелый плащ из коричневой таппы, голова – искусно выточена из дерева. На голове красовался великолепный убор из перьев. Легкий ветерок ни на мгновение не оставлял их в покое. Перья трепетали надо лбом вождя. Длинные листья пальмы свешивались с краев крыши, и сквозь них было видно весло, которое воин держал в руках; он нагнулся вперед, наклонил голову и греб, точно спеша окончить свое путешествие. Лицом к лицу с воином на носу каноэ находился полированный человеческий череп…
Кори-Кори объяснил, что вождь плывет в царство блаженства, где хлебные деревья роняют на землю свои спелые плоды и где множество кокосов и бананов, красивых перьев, кабаньих клыков и китового уса. Там умершие отдыхают на тонких циновках и купаются в реках из кокосового масла.
– Так ты хочешь идти за воином, Кори-Кори? – спросил я.
– Нет! – Кори-Кори было хорошо и здесь, в долине.
Каждый раз, когда я оказывался невдалеке от могилы вождя, я сворачивал с дороги, чтобы посмотреть на нее. Место это почему-то имело для меня особую прелесть. Я любил смотреть на эту могилу и почти верил, что туземный воин поднимается к небу. И каждый раз, уходя, я желал ему удачи и приятного путешествия.