Тающий человек
Шрифт:
Он бросил мне что-то нехорошее на незнакомом языке. Чтобы заставить его быть повежливее, я ударил его прикладом ружья по коленной чашечке, стараясь не сломать ее. Он скорчился от боли, согнулся пополам, и пудель запрыгал вокруг него, стараясь лизнуть его в лицо. Он грубо отшвырнул собаку и повалился назад в кресло.
— Ублюдок.
— Я и не надеюсь, что ты полюбишь меня. Но если хочешь, я приму это за оскорбление. Отвечай, или я переломаю тебе все кости. Готов?
Он ничего не ответил, и я посчитал его молчание за согласие.
— Хорошо, —
Он задумался, и не только над тем, что ответить. Я хорошо знал этот взгляд и эти медленные движения приходящего в себя человека, который решает пойти тебе навстречу в надежде, что это так обрадует тебя, что ты потеряешь всякую осторожность.
— Отто Либш, один мой приятель.
— Возраст, национальность, как выглядит, где живет и чем занимается?
— За тридцать. Австриец. Высокий, крупный, светлые волосы, начинает лысеть. Чуть-чуть прихрамывает, мочка левого уха отсутствует.
Слишком бойко и слишком быстро. Я ударил его стволом ружья по руке и он взвыл от боли.
— Попробуй еще раз. С самого начала.
Он слизнул кровь с руки, а затем — с глазами, полными успокаивающих фантазий относительно того, что бы он со мной сделал — сказал:
— Двадцать пять. Француз. Маленького роста, темноволосый, худой и хилый на вид. Бог знает, чем он занимается и где живет. Он появляется совершенно неожиданно по своему усмотрению.
— Не слишком хорошо. Если бы тебе понадобилось связаться с ним, что бы ты сделал?
Он колебался какое-то время, потом посмотрел на ружье и решил не рисковать.
— Я бы позвонил его подружке, Мими Пробст. Турин, 5-6-4-5-7-8. Виа Калетта, 17.
Не сводя с него глаз, я попятился к серванту, взял телефон, вернулся и поставил его на пол перед ним так, чтобы он мог едва до него дотянуться.
— Позвони в справочное и попроси номер телефона Пробст, Виа Калетта 17, Турин. Затем передай трубку мне.
Он снял трубку и, набирая номер, сказал:
— Я говорю вам правду.
— Правда — это единственное, что я всегда проверяю.
Чтобы дозвониться, потребовалось какое-то время. Действуя одной рукой — в другой держал ружье — я закурил. Наконец ему ответили он сказал, что ему нужно, кивнул мне и поставил телефон на пол, положив трубку рядом. Через несколько секунд девушка сообщила мне необходимую информацию. Моего французского вполне хватило, чтобы понять, что он назвал мне правильный номер.
Я поставил телефон на стол и спросил:
— Когда ты был здесь с Зелией, Отто ведь тоже был с вами?
— Да.
— Он украл машину?
— Да.
— И ее багаж, и часы, и драгоценности, и все остальное?
— Да.
— Приятный человек. Тебя это не обеспокоило?
— Нет. — На его губах появилась легкая тень усмешки, и мне очень захотелось хорошим ударом стереть ее с его лица.
— Его интересовала именно эта машина или ему было все равно, какая машина, была
— Отто украл бы все, что угодно. Он мой приятель. Он забавный... но прирожденный вор.
Он быстро приходил в себя: я чувствовал это.
— Как долго ты знал Зелию до момента вашего приезда сюда?
— Прилично. Встречались время от времени.
— Где?
— В Женеве. Всякий раз, когда она приезжала в родительское шато.
— Ты внимательно прочитал письмо? — Я кивнул на то место на полу, где оно лежало.
— Да.
— Тогда вот тебе мой совет. Она хочет забыть те часы, которые она провела здесь. Так оно и будет. Если ты будешь мешать этому, я бесплатно займусь тобой, и тебя забудут навсегда. Понятно?
— А вы не знаете, что здесь произошло?
— Нет, черт возьми, не знаю, и не хочу знать. Меня интересует только машина.
Он ухмыльнулся, и я начал краснеть.
— Вы не хотите знать, что из себя представляет этот прекрасный айсберг, когда руки мужчины впервые касаются его и начинают согревать? Когда впервые...
Мне следовало бы сидеть на месте и с безопасной дистанции вышибить ему все мозги. Мне следовало бы догадаться, что он намеренно провоцирует меня, надеясь извлечь из этого некоторое преимущество. Боже, мне следовало бы понять это, но я проявил беспечность. Я просто пошел на него, чтобы остановить поток грязи, выплескивающийся из его глотки, и он воспользовался моим же недавним приемом — резко повернулся вместе с креслом на полированному полу, и одна из его ручек ударила меня по ноге. Пока я балансировал, он вскочил и подсечкой отправил меня на пол.
Я еще даже не закончил движение, а он уже стоял надо мной, наставив на меня ружье.
— Лежи тихо, — сказал он. — Одно движение и я прострелю тебе башку немного быстрее, чем я намерен это сделать.
Я лежал и молчал. Это был как раз один из тех моментов, когда требовалось бездействие и молчание. Он держал палец на спусковом крючке, и я увидел, как он снял ружье с предохранителя.
— А я действительно намерен это сделать, — тихо сказал он. — Ты мне надоел. Без разрешения вошел в мой дом, избил меня. Я скажу, что я вернулся и увидел, что ты пытаешься ограбить дом, что ты напал на меня и ружье случайно выстрелило. Полиция не будет поднимать шума.
— Другие люди могут его поднять. — Я чувствовал, что мне нужно что-то сделать.
— Нет. Ни мисс Зелия, как ты изволишь ее называть. Ни ее отец — потому что она никогда ни единого слова не скажет обо мне. Она хочет забыть, что когда-то знала меня или Отто. Ты знаешь, что она также знала Отто? Нет? Тогда я хочу, чтобы ты знал это. Я хочу, чтобы ты узнал все, прежде чем я убью тебя. Когда я встретил ее в Женеве, она была совсем спелой, ты понимаешь. Спелой настолько, что готова была взорваться, и она взорвалась, в этой комнате, после нескольких бокалов. Все закончилось наверху, в большой кровати, где мы были втроем — Отто, милая Зелия и я.