Тающий мир

Букатич Вячеслав

– А чё это вы со мной так обращаетесь?

– Ты очень хороший заключённый! С тобой желает говорить сам министр «Серости Империи»! Вот! – хвастливо ответил Труч, затем, видимо, что-то припомнил и зашептал медово на ушко Шмеле: – Шмелик, братец, только не говори ему, что тебя били, ага?

Тут Шмеля Дырнявкин наконец-то «догнал тему».

– Эвона как!.. Ну-ну! Я покумекаю пока, а сейчас дай-ка закурить мне по-быстрому! – оценил своё новое положение Шмеля. Труч метнулся к столу, и через секунду уже подобострастно протягивал зэку сигаретку. Шмеля

понюхал её и обратился к вертухаю: – А ты чё встал? Ты уже должен был приготовить спички!

Когда Шмеля выпустил первое облако первоклассного, за двадцать грессо, дыма, Труч решил вмешаться в удовольствие заключённого:

– Может, мы с вами пройдём в другой кабинет, к господину министру? А?

– Пасть закрой, пентюх. Нормально докурю, и двинем, в натуре. Кстати, говорят, у тебя и портвешок есть? Поделись?

***

Когда Шмеля в сопровождении вертухая и Труча вышел из кабинета, его лицо приобрело цвет спелого помидора, на котором моргали изрядно поблестевшие глазёнки.

– Эх, держите меня семеро! – весело воскликнул Шмеля. – Сейчас бы бабу рыжую да шашлычок под бочок!.. Э-э, то есть, наоборот… А, неважно!.. – Он обратил взор на начальника тюрьмы. – Ну, веди, родненький!

Труч скакнул вперёд.

– Сюда, Шмелик, за мной! – угодливо бросил он. – Всё сейчас покажу!

– Убожество… – Шмеля покачал головой, глядя на ужимки и прыжки главнадзирателя. – Жополиз…

Труч, естественно, расслышал краткую характеристику своей персоны. Отомстить немедля не позволял страх перед Гексом, вторым после Императора человеком в государстве. Дерзкий, хитрый начальник исчез, уступив место дрожащей твари, не имеющей права сказать слово против занюханного эльфозэка. Вместо этого в башке Труча проносились картины одна ярче другой: вот он в застенках «Серости Империи» подвешен к самому потолку за подмышечные волосы; затем его усаживают в уютненькое креслице и СИЛОЙ заставляют разглядывать картинки с голыми женщинами, нарисованные опытным придворным художником… О, ужас! Труч помотал головой, прогоняя навязчивые видения государственного возмездья.

«Клянусь мамочкой, если всё пройдёт хорошо, стану добреньким и примерным! Брошу пить, курить и ругаться матом! Молиться буду исправно!.. – мысленно истерил Труч, останавливаясь перед неприметной дверью и скрещивая пальцы на руках и ногах.

– Чё, страшно? – издевательски хихикнул за его спиной Шмеля. – Не знаю, как долго я смогу молчать перед вашим Гексом, однако башка трещит зверски!

С последними словами заключённого Тручу вообще расхотелось жить. Но делать нечего, – приказ есть приказ, и посему Труч вибрирующей рукой толкнул дверь.

Для Шмели обстановка показалась неотличимой от кабинета главного надзирателя – те же шкафы, бумажки на заляпанном столе, только в кресле восседает не дристун Труч, а человек, глядя на которого начинаешь понимать, что вызвали тебя к нему не просто глазки построить и языком почесать. Цепкие, впалые буркала на фоне неухоженных волос цвета пыльной осенней травы изучали зэка, как глисту под микроскопом, заставляя трепетать.

«Вот же падлянку подстроил этот Труч, – обливаясь потом, заистерил Шмеля. – Не мог, гадина, предупредить, что базар будет серьёзным!»

Министр Гекс игрался с обручем (который, очевидно, должен был обхватывать голову своего грозного владельца), не переставая смотреть на Шмелю. При этом на его лице застыло брезгливое выражение – так смотрят на вошь в тарелке.

– Мистер Гекс, – залепетал Труч, семеня перед собой ручками, – наше-с почтение! Легка ли была дорога? Как там Его Величайшество? Как погода в столице? – Начальник колонии начал нести ахинею.

Гекс тем временем напялил обруч на голову и беспардонно оборвал Труча:

– Заткнись, жополиз!.. – Шмеля, услышав последнее слово, довольно крякнул. – Что это за рабочее место? – Гекс с отвращением оглядел стол. – Я кого спрашиваю, Труч? – Тот затрясся. – Кто даст ответ? Ваша мамочка или, быть может, свободолюбивая партия гномов?

Труч рухнул на колени и доковылял на них до стола.

– Сир, ваше дело правое, всё по-справедливости!.. – Теперь он с собачьей преданностью, выкатив зенки и чуть высунув язык, смотрел на Гекса снизу вверх. – За сим столом тошнило не одно поколение секретарей, вот он и липкий весь, в пятнах!..

Гекс подскочил на стуле, как ужаленный, скривив губки.

– Фи! – Он вынул из складок плаща белоснежный шёлковый платочек и оттёр им мизинчик на правой руке. – Пакость! Полнейшая антисанитария! – Министр снова вперил взгляд в Труча. – Живёте, как в болоте, ей-Богу!.. – Внезапно он изменился в лице и потянул носом воздух. – Чем это воняет?

Труч окончательно расклеился и заныл, булькая соплями. А на его резко отвисших штанах расплывалось свежее пятно. Шмеля, не удержавшись, хихикнул.

Министр Гекс скосил глаза на позор Труча и устало вздохнул:

– Гребите-ка вы отсюда, Труч, и так настроение дерьмовое!

Главнадзиратель ЭКСР поспешил исполнить требование главы СВР. Он выполз из кабинета, не забыв прикрыть за собой дверь.

– Ну что ж, Шмеля Дырнявкин, – начал Гекс, усаживаясь обратно в кресло и стараясь не касаться заблёванного стола, – вот мы и свиделись!

– А зачем это я вам понадобился? – Первоначальный страх перед министром улетучился, и Шмеля опять вернулся к нагловатой манере вести разговор.

Чёрные глаза блеснули под обручем, и Шмелю вновь прошибла измена, но Гекс лишь сказал:

– Бурой больно, да? А ты ведь первый, кто со мной говорит на равных, за исключением Императора, конечно. Тебе чё, не страшно?

Шмеля хмыкнул:

– А я и так уже, почитай, смертник! Папку моего укокошили, братана казнили, как распоследнего фраерка, а меня засадили до пенсии в клетку. – Шмеля подошёл поближе к столу и, уперевшись в него руками, наклонился к Гексу: – Чё мне, начальник, бояться-то? Это только всякие тручи какаются в бельё, когда видят тебя! А мой кишечник покрепче будет.