Тающий мир

Букатич Вячеслав

Опасность исходила от Шмели. Услышанное от министра Гекса сперва его очень огорчило, но теперь он смотрел на ситуацию под иным углом. Действительно, чего переживать, в самом деле? Он получит свободу, жрать-пить будет от пуза и на халяву. Сама Империя и её глаза – «Серость…» – будут его опекать. Чего же боле? Да с такими связями можно вообще никого не бояться! Можно ходить и гнуть пальцы, ругаться, сколько влезет, девок щупать, морды бить, зубы золотые вставить!..

Короче, когда Шмеля вышел на тюремный двор, никто пока не догадывался, что прежний Дырнявкин, эльфийский пацан в законе, исчез. Теперь это был оборзевший до потери пульса

и наглый до бесстыдства агент Шмэл.

Шаркающей, развязной походкой (руки в штанах, карманы оттопырены) он добрёл до песчаной крепости, в которой Фигус прятал своё детство. Ни «скульптор», ни «ассистенты» не обратили внимания на подошедшего Дырнявкина. И напрасно. Шмеля, окончательно охренев от своего нового статуса, сходу влепил ногой по основанию песочного изделия.

Далее последовала немая сцена. Сказать, что все присутствующие просто офигели – это значит ничего не сказать. Качели застыли в воздухе, не завершив полёта; все без исключения самокрутки потухли одновременно; Фигус Акт подавился песком, а на фоне «руин» творения незадачливого архитектора возвышался гордый Шмеля Дырнявкин, потирающий лапки и ухмыляющийся самой дурацкой ухмылкой на всём белом свете. Он не осознавал, что сытая и халявная жизнь, о которой он грезил минутами ранее, вот-вот должна была насильственно оборваться, так и не начавшись. Ибо перед Шмелей поднимался с колен не тот милый и впавший в детство Фигус, а одна сплошная гора всех существующих негативных эмоций. Остальной тюремный народ потихоньку начал расползаться в стороны, освобождая место для грядущего действа – все прекрасно знали, что сейчас кое-кого будут очень больно бить.

Не знал об этом, как ни странно, один Шмеля.

– Понял, фуфел, с кем имеешь дело? – рисуясь, бросил он. Ему наивно казалось, что весь мир в курсе, кто он такой, вернее, кем он стал. На его беду, Фигус был на сей счёт не проинформирован. Он смотрел на Шмелю так, будто примеривался, куда ударить побольнее. Короче, это был недвусмысленный взгляд разобидевшегося эльфозэка, и под этим взглядом Дырнявкина пробило на сомнения насчёт собственной вседозволенности. Он нервно сглотнул слюнку с громким хлюпающим звуком, обведя взором мощный торс и двухметровые плечи Фигуса.

– Я тут… ну, это… – принялся козлиным голоском реабилитировать себя Шмеля. – Кхе… спросить хотель… вот… Ты где такую фигуру заимел?

Хрясь! Многопудовый кулак «зодчего» атаковал Шмелину челюсть. Шмеля взмыл в воздух, после чего, собственно, упал, собрав немного песка в штаны. Встать он не успел – Фигус приподнял его над своей головой и шмякнул с размаху об бетонную площадку, чей песок никак не смягчил Шмелино падение. С сочным хрустом горе-«агент» поцеловал бетон. В бок упёрлось что-то твёрдое, и в следующий миг Шмеля снова преодолел силу тяготения, снеся по приземлению качели.

В общем, не быть бы Дырнявкину свободным и счастливым, кабы не подоспевшие вовремя надсмотрщики, которые даже не удосужились разнять дерущихся, а просто-напросто пустили в ход резиновые палки. Мало того, что Шмеля тоже «заработал» по пояснице – в эту любимую всеми вертухаями область получили почти все, кто возился сегодня в песке. На следующий день треть колонии писала кровью, проклиная дурака Шмелю (открыто) и идиота Фигуса (в душе). Но это было потом, а сейчас тюремный лазарет принял на свои койки весьма побитых, а значит злых, эльфов.

Шмеля очень попросил, чтобы его лечили отдельно от всех. Быть порванным на куски бывшими товарищами шуруханский недотёпа почему-то не хотел.

Таким его – побитым, стонущим и боящимся любого движения воздуха – и нашёл подопечный министра Гекса Кыся Затюканский, в иерархической служебной лестнице «Серости Империи» занимавший самую низшую ступеньку. Однако это была не главная беда всей его жизни. Проблема заключалась в том, что мама Кыси не успела прервать беременность, когда вынашивала будущий половичок, об который вытирали ноги все – от Императора до последнего бомжа. Мнительный, постоянно недоедающий из-за склонности воображать конец света, Кыся иногда впадал в истерику и страдал, вдобавок, слабеньким мочевым пузырём. Ко всему прочему он был донельзя брезглив, аки принцесса – попади Кыся на необитаемый остров, он бы сдох в кратчайшие сроки, ибо жрать продукт питания, не завёрнутый в упаковку, Кыся был хронически не обучен. А вообще-то можно было обойтись краткой, но потрясающе меткой характеристикой Гекса – плачущий доносчик, у которого течёт из всех отверстий.

Кстати, к слову о доносах – Кыся сие дело весьма обожал – люто, с психопатической страстью, подходя к написанию доносов с огоньком, полыхавшем в жаждущем справедливости сердце. Иной раз Кысю за чересчур зашкаливавшее служебное рвение поколачивали свои же соратники, однако Затюканский не падал духом и строчил доносы на обидчиков, тем самым просеивая ряды СВР.

Вот такая мразь и должна была сопровождать Шмелю до столицы.

– Ай-яй-яй! – покачал головой Кыся, увидев, в каком состоянии находится его будущий спутник. Затюканский засеменил к кровати и склонился над охающим Шмелей. – Что с вами, сударь? Вам больно?

Шмеля зло блеснул глазами:

– Нет, дебил, мне щёкотно и приятно! – Он думал, что червяк, стоящий сейчас над ним в серой хламиде со значком СВР, откровенно издевается.

– Ох-ох!.. Как же так? – продолжал причитать Кыся, и в его глазах Шмеля прочитал настоящую жалость к своей персоне и сопереживание. – Небось, сердце?

– Ой, нет, что вы! Просто кое-кто мне люлей отвесил! Это совсем не больно и не страшно, уверяю вас!

Кыся от таких слов едва не подавился воздухом.

– Как это ничего страшного?! Как же вы будете идти? А вдруг осложнения возникнут? А если у вас орган какой откажет? Или внутреннее кровоизлияние прямо в мозг? Или…

– Ша, доктор! – не вынес болезненных сопереживаний Кыси Шмеля. – Давай к делу. Ты мой напарник? Тогда представься по форме.

Кыся мгновенно вытянулся во весь горбатый рост, выпучил глаза и с фанатизмом и гордостью выпалил:

– Кыся Затюканский, младший рядовой агент Службы Внутренних Расследований номер семьдесят девять дробь одиннадцать, указанием министра СВР приставлен к бывшему заключённому эльфийской колонии строгого режима Шмеле Дырнявкину с целью препроводить данного завербованного Шмелю до Имперских покоев в столице Западловья Иллюминок. Всё!

– Видать, выпестовали вас там, в «Серости» вашей. Гады… – Шмеля привстал на кровати. – Давай, фраер, неси какую-нибудь одёжу – мою вдрызг порвали. А ведь на месте одежды мог быть и я!

– Будет исполнено! – брызжа слюной, заверил Кыся, ловко развернулся на месте и, чеканя шаг, вышел из комнатёнки.

Шмеля откинулся на подушку.

– Всё, блин, приплыли… – пробормотал он. – Мало мне побоев… кхе-кхе… незаслуженных… м-да… так ещё и идиотика приставили, который действительно писается – в восхищении – при одном упоминании СВР.