Те, кто против нас
Шрифт:
Наверное, там уже подняли тревогу, скоро за ним устремится погоня с собаками. А впереди, конечно, будет бежать проклятый Блин. Он не сумел совершить задуманного с первого раза, значит, будет стараться исправить допущенную ошибку. И теперь ему будет много проще это сделать. Ведь Нестеров — беглец. Боже мой! Он — уже беглец, теперь он дважды преступник! Значит, не будет никакого пересмотра дела, на него начнется охота, потом, после поимки, новый суд и новый срок. А может быть, Блин убьет его еще быстрей…
Нестеров неожиданно всхлипнул. Невыносимая жалость к себе заполнила его без остатка. За что?! Почему?! Как они могли с ним так поступить?
Спокойно, сказал он себе. Не впадать в панику. Паника — это конец, гибель. Конечно, он должен сдаться. Но только не лагерным охранникам — эти в плен его брать скорее всего не станут. Значит, нужно во что бы то ни стало добраться до города и сдаться первому встречному милиционеру.
Нестеров попытался вспомнить все, что он успел узнать о расположении колонии. Город на востоке от химкомбината. Значит, сейчас он удаляется от города в тайгу. Чтобы добраться до окраины, придется описать широкую дугу, проделав путь длиной пятнадцать-двадцать километров. Солнце, к счастью, не закрывали облака, оставляя Нестерову возможность ориентироваться хотя бы приблизительно.
Самой серьезной проблемой оставались собаки. Сторожевые псы колонии — не слишком крупные, но мощные и быстрые немецкие овчарки, профессионально ненавидящие зэков, — легко возьмут его след. За четыре месяца, что Нестеров провел здесь, было две попытки побега. Обе неудачные. Проводники с собаками выследили беглецов в течение нескольких часов. Скорее всего та же судьба постигнет и Нестерова, но он не собирался сдаваться. Он не желал умирать.
Нестеров снова перешел на бег, он старался выдерживать взятое направление и отклонялся от него ненамного лишь затем, чтобы обежать стороной участки особо густого кустарника. Изредка он останавливался, сверяя свой путь по солнцу и прислушиваясь к звукам леса, в которых пока что не было ничего тревожного. Волнение и усталость иссушили слизистые оболочки, ему страшно хотелось пить. Не останавливаясь, Нестеров сорвал на ходу с куста калины горсть ягод, сунул в рот, скривился и сплюнул. Терпкие, вяжущие плоды не могли утолить жажду. Местность начала понижаться, Нестеров продрался сквозь невысокий кустарник и выбежал на берег лесной речушки шириной всего каких-нибудь три метра. Нестеров рухнул на колени, зачерпнул обеими руками воду, однако пить не стал, удивленный ее странным цветом. Осторожно понюхал: вода источала слабый, но очевидный запах формальдегида. Протекая неподалеку от химкомбината, речка несла его промышленные стоки. Нестеров брезгливо отряхнул руки. Вода не годилась для питья, но он вдруг осознал, что этот отравленный поток может послужить спасению. Собаки потеряют его след, миазмы химических отходов парализуют их чутье.
Не раздумывая, Нестеров вошел в воду. Посреди речки уровень потока едва достигал колен, дно было достаточно твердым. Сейчас он надеялся лишь на то, что русло не уведет его слишком далеко от выбранного направления…
…И в ту пору спросил я Господина: ежели не переменились они после стольких суровых испытаний, не раскаялись, ежели не устрашает их ни великий мор, ни иные прежалостные бедствия людские, отчего Тебе, кто являет силу, равную архангельской, не низринуть небеса, дабы пресечь их род, подобно тому, как Господь содеял с Содомом и Гоморрой ? И тогда Он ответил мне, что сила Его не позволяет уничтожить
Но как же тогда быть нам, овцам, тем, которые поедаемы волками без числа и жалости, спросил я его. И он ответил, что в Господнем мире есть места иные, столь же удаленные, как Вест-Индия, куда волкам вход заказан навеки до самого Судного дня.
И после этих слов спросил я, как отыскать сии благословенные земли? В какую сторону направить путь и долго ли придется его совершать? Лошадью ли следует ехать или на корабле?
«Ни лошадью, ни пешим. Ни сушей, ни морем, — отвечал он мне, — ибо для всякого умелого глаза земли те рядом лежат, хотя и до времени недостижимы…»
Корнелиус Барка, «Истоки небесные и земные, анналы света и тьмы, материя первозданная, укрытая Творцом от ока человеческого».
Тарахтенье мотоцикла перекрыло далекий шум уходящей электрички и все прочие звуки, так что появление последнего из собравшихся на поляне людей не стало для остальных неожиданностью. Подъехавший заглушил мотор, снял мотоциклетный шлем и отер рукавом вспотевшее лицо.
— Извините за опоздание, — сказал он, — в самый последний момент обнаружил, что бензина в баке почти не осталось. Пришлось заправляться по дороге.
Вместе с ним на поляне собралось пять человек. Они сидели на густой и мягкой траве в расслабленных позах, подобно тысячам таких же компаний отдыхающих на природе Подмосковья этим теплым и солнечным днем лета. Впечатление портили лишь их одинаково напряженные, хмурые лица, совсем не соответствующие ни погоде, ни всей мизансцене.
— Мы же договаривались не пользоваться личным транспортом, Гонта, — недовольно произнес самый старший из собравшихся, крепкий мужчина лет шестидесяти с сильной проседью в густых волосах. — Вы уверены, что не привели за собой, э-э, нежелательных попутчиков?
— На мотоцикле-то? — засмеялся Гонта. — Да что вы, Магистр! В городе пробка на пробке, подвесить мотоциклисту «хвост» даже в теории невозможно. Если, конечно, это не другой мотоциклист. А таких за собой я не видел.
— В Волгограде тоже были уверены в своей полной безопасности, — хмуро сказал третий, остальные знали его как Филина.
— Мы не знаем, что произошло в Волгограде, — сухо сказал Магистр. — К нашему сожалению и стыду Об этом сейчас и пойдет речь. И, кстати, как раз поэтому эта встреча, к величайшему нашему стыду, приобрела черты конспиративной маевки.
— А разве Комес до сих пор не вернулся? — спросил Гонта. — С ним, надеюсь, ничего не случилось?
— С ним все в порядке, — коротко ответил Магистр. — Единственное, что удалось установить достоверно, так это то, что врагу удалось раскрыть всю секцию. Всю полностью, вы понимаете? Наши товарищи исчезли практически одновременно. Мы еще не знаем, как обстоит дело с учениками, и пока я продолжаю надеяться на лучшее. Комес сейчас как раз пытается восстановить хоть какие-то связи.
— Уничтожено целое звено, — покачал головой четвертый, которого называли Бруно. — Если мы не сможем в ближайшее время компенсировать эту потерю, тамошний Периметр рухнет. Я ведь сам начинал его строить десять лет назад. Вы бы знали, чего это стоило… Вот проклятие!