Те странные пути...
Шрифт:
А потом он заговорил. И вальяжный голос, который мог принадлежать какому-нибудь почтенному господину, со второго слова уже превратился в голос существа, от которого хотелось бежать - и немедленно. Говорил он, будто во рту у него всё отекло, и получалось - каждое слово он не спеша пережёвывал. Интонации были такими жирными, что у Ксении просто дрогнули занемевшие от недвижности пальцы - вытереть обо что-нибудь. И рот она удержать не сумела - он гадливо скривился.
– Приятно поставить лицом к лику двух людей, - медлительно сказало существо, тяжко шлёпая губами, - пылающих друг к другу чувством. И не дать им подойти поближе. Любоваться таким зрелищем часто не приходится, а жаль. Тем более в качестве возлюбленной здесь женщина из чужого мира.
Существо говорило с наслаждением, словно восхищаясь собственным голосом и теми словами, которые жевало, проговаривая. Или своим поступком. Оно будто мурлыкало, но так густо, а порой и утробно, что у Ксении душа в пятки улетела...
– Но я бываю в хорошем настроении, а потому сделаю так, чтобы влюблённые увидели друг друга... перед тем, как...
– многозначительно не закончил голос.
Ксения содрогнулась, когда её лицо обхватили горячие потные пальцы и зашевелились, трогая кожу, словно ползущие по ней черви. Они легко отогнули верёвку с глаз, словно специально натянув её на затылке, отчего Ксения невольно застонала от боли. И убирая верёвку вниз, пальцы медленно проехались по её лицу, лаская, - и женщина с трудом сдержала рвущийся из души крик: "Нет! Нет! Уберите свои пальцы!"
Но свобода, данная зрению, пересилила все сумбурные ощущения.
Ещё звёздочки перед глазами не перестали мелькать, а Ксения быстро огляделась, насколько давала опущенная на горло верёвка.
То есть хотела оглядеться. Но первым делом она просто уставилась на то, что стояло напротив.
Слушая противный и жуткий голос, она приготовилась увидеть громадного толстяка. А перед нею предстал перекачанный атлет, мускулы которого бугрились при каждом его движении. Одет он был легко - какая-то тряпка небрежно повязана вокруг бёдер, а с еле уловимой мясистой шеи на грудь спускалась толстенная цепь с кулоном - багрово-алым камнем в золотой оправе. Босой. Лицо выглядело чудовищным, но в то же время - странно притягательным, как, бывает, притягивает неслыханное уродство. Голая, безволосая башка переходила в такой же мясистый лоб, нависающий над злыми маленькими глазами. Нос больше походил на поросячий пятачок, если б не его крылья, раздутые будто... те же поросячьи уши, правда, обгорелые. Широченный рот с обвислыми от грузности губами перекосился в широченной ухмылке, скалясь всеми зубами и клыками, словно облитыми гнилой кровью.
От ужаса Ксения застонала, сама того не понимая, и отвела взгляд, стараясь взглянуть на нечто иное, потому что смотреть на этот кошмар... И снова зажмурилась, ещё не понимая, что успела заметить, нечаянно взглянув вокруг, но в глубинах души сознавая, что ничего хорошего нет и не будет.
Небольшую площадь уставили столбами, или шестами, с накиданными вокруг них понизу охапками соломы и хвороста. И на каждом столбе висел воин, еле дотягиваясь, как и она, ногами до соломенной вязки. В отличие от неё и двух других ведьм, которым тоже сняли повязки с глаз, как Ксения мельком убедилась, их связанные руки были задраны наверх, прикручены к шесту. Мгновенно сообразив, какие муки испытывают воины из-за этого положения, она еле удержалась от всхлипа. Выждав, пока мозги придут в порядок, не в силах удержаться от приступа сухого плача, Ксения поняла, что происходит. Демоны-маги собираются совершить мёртвое оборотничество, но им нужен умирающий человек. Легче всего это сделать, устроив сожжение.
Как только наступит вечер, их сожгут.
"Господи, Господи, помоги! Только не такая смерть! Никому! Ни себе, ни всем тем, кто сейчас стоит у столба!" Ксения старалась изо всех сил не показать, как испугалась, но чувствовала, что её начинает непроизвольно трясти... Может, она бы и расплакалась, но внезапно услышала другой, лихорадочный голос, упрашивающий, словно ребёнок, вполголоса, но упрямо:
– А я хочу! Хочу вот эту - рыжую! Она слабей остальных, но сил в неё много! Я хочу её! Я голоден! Дай мне её! Только её! С неё одной нашего пополнения не убудет! Дай мне её выпить! Дай! Да-ай!
Она в панике распахнула глаза.
Верховный демон затмил своей персоной того, кто стоял рядом с ним. Но теперь, следуя за монотонно непрерывным нытьём, Ксения упёрлась взглядом в невысокого типа. Тот таращился вправо от Ксении, трясся именно так, как боялась она, что затрясётся она сама, и уже чуть не выл, тыча пальцем вправо:
– Мне-е!.. Я только её-ё!.. Мне её хватит! Дай мне её - утолить жажду! Ты знаешь, как она меня сжигает! Да-ай!
Тип выглядел тощеньким и плюгавеньким, несмотря на богатые одежды, словно снятые с плеча другого, более осанистого мужчины. Эти одежды обвисли на плюгавеньком, подчёркнуто чужие ещё и из-за богатых, все в драгоценных камнях, доспехов, которые мотались на хиленьком тельце, плохо закреплённые. Его лицо, сухонькое и носатое, после созерцания верховного демона, казалось... пиявочным. Глаза горели болезненным огнём человека, перешедшего черту, из-за которой не возвращаются. Черту между нормальностью и сумасшествием.
– Чужая...
– злорадно позвал верховный демон, и Ксения остановила на нём глаза, сухие из-за непролитых слёз и невозможности хоть что-то сделать.
– Чужая... Реши? Отдать подружку сейчас? Или подождать до вечера, когда твои друзья будут гореть в адском пламени? И ты тоже... И будешь смотреть... А-а-а...
– скалясь в сладострастной усмешке, выдохнул верховный демон.
– Будешь смотреть, как умирают... Будешь чувствовать, как умираешь... И - смотреть, как этот ничтожный человечишка выпивает твою подружку... Сла-адко, а-а-а...
Ксения остановила дрожь от подступивших слёз и сумела ровно, даже высокомерно выговорить:
– Вечером. Он выпьет её, а я плюну ему на его плешивую башку!
Бешеные глазёнки воткнулись в её глаза.
– У меня не плешивая башка!
– завопил продажный маг. Почему-то именно фраза Ксении возмутила его больше, чем "ничтожный человечишка" от демона. И он монотонно принялся орать, повторяя одно и то же: - У меня не плешивая! Не плешивая!
Прочувствовав уверенность, что она получила время до вечера, Ксения сумела закатить глаза и, содрогаясь от новой брезгливости, кинула:
– Ладно-ладно! Не плешивая!
Человечишка замолк, исподлобья глядя на неё озверелыми глазёнками, а верховный демон опустил свою ручищу на его затылок и, легко подняв того за меховой ворот, поставил его спиной к Ксении.
– Идём!
– Не плешивая, а вшивая!
– негромко выплюнула им вслед Ксения.
Продажный маг заверещал и подпрыгнул, но развернуться не успел: громоподобно захохотавший верховный демон ухватил его за шиворот и понёс дальше, как нашкодившего щенка. Так и держал его на вытянутой руке - визжащего от негодования и пинающегося во все стороны. Насколько Ксения сообразила, маг таким не был до недавнего времени. Если физическую оболочку верховного демона, судя по всему, распирало от клокочущих в нём сил, то маг постепенно хирел от тех же сил, которые, наверное, пожирали его самого. И, кажется, он, превратившись в своеобразного вампира, выживал только за счёт тех бедолаг магов, которые попадали в плен.
Она сумела улыбнуться Корвусу, который смотрел со столба напротив. Грязный от размазанной по ему пыли и крови, он едва кивнул ей и тихо спросил:
– Не боялась... так говорить?
– Нет, этому верховному говнюку всё равно, над кем смеются. Лишь бы не над ним.
Начавшийся разговор прервали рыдания справа. С трудом сумев скоситься, Ксения взглянула и опустила глаза. Плакала Чара, не выдержав напряжения.
– Ничего, Чара, - уже не глядя в её сторону, сказала она.
– Поплачь. Легче будет. А потом... Успокоимся, может, чего и придумаем. Время до вечера есть. Так, авось...