Те же и граф
Шрифт:
– Какими это?
– округлила Маша глаза.
– Вам лучше знать, - недовольно ответила завуч.
– Но я не понимаю, - пробормотала Колосова, - почему она не хочет приехать поговорить со мной?
– Не знаю. В школе она бывает постоянно.
Коля Бородин москвич, а это особая статья. В советские времена москвичей в интернат не принимали, справедливо полагая, что у них и без того масса возможностей элитного образования. Теперь правила изменились, брали много блатных, которые мучились, не тянули программу, но с горем пополам оканчивали школу и шли в университет мучиться дальше.
Москвичи, как правило,
Коля же прекрасно справлялся с программой первого курса университета по физике и математике, был эрудирован и начитан, умел высказывать свое мнение, а оно у него было. Колю Бородина интересно было слушать, интересно с ним спорить. Сочинения Коля писал сам, в отличие от большинства ребят, которые без зазрения совести сдирали все подряд из интернета. В конце концов, он был прекрасно воспитан и в этом выгодно отличался от других учеников. "Вышколен маменькой!", - одобрительно думала Колосова. И одевался Коля строго, приходил на уроки непременно в пиджаке и галстуке, в отличие от общежитских ребят, которым не зазорно было появиться в классе в футболке и чуть ли не в спортивных штанах и тапочках.
А что, формы нет, в чем хотят, в том и ходят. Эх, нужна, нужна форма! В этом Маша не сомневалась. Провинциальные ребята, кто и когда привьет им хороший вкус и манеры? Девочки по большей части одеваются вызывающе. Не потому что они распущены или невежественны. Просто так привыкли, и все так делают. Коротенькие юбчонки, глубокие декольте, прозрачные кофточки, высоченные каблуки. Возможно, им никто не сказал, что такая одежда неуместна и нелепа в учебном заведении, моветон. Возможно, у них другой одежды и нет. А была бы форма обязательной, вопрос отпал бы сам собой.
– Вы меня поняли, Мария Кирилловна?
– вывела ее из задумчивости Вера Сергеевна.
– Я на вас надеюсь. Избавьте меня от новых звонков Бородиной.
Маша покивала согласно, хотя не слышала последних фраз завуча, и отправилась восвояси.
– Да, и не забывайте вовремя заполнять электронный журнал!
– неслось ей вдогонку.
На кафедре собрались преподаватели, которые работают по вторникам. Почти все филологи. Шум, как всегда, невообразимый. Педагоги народ крикливый, громогласный. И говорливый не в меру.
Обсуждали премьеру в театре, авангардную постановку "Евгения Онегина". Маша теперь редко бывала в театрах, просто не могла себе позволить билеты по нынешним ценам. Бывало, кто-нибудь из коллег приглашал или Милка раздобывала контрамарки, тогда Колосова и приобщалась к театральному искусству. Другое дело, что редко попадалось что-нибудь стоящее. Даже классику нынче ставили следующим образом: актеры виртуозно попрыгали, поскакали, что-то пропели, легко, ненавязчиво - и все. Вышел из театра, и тут же все выветрилось, будто и не было. А как же катарсис, по Аристотелю?
– Мне понравилось, - говорила Ирина Николаевна.
– Так свежо, неожиданно. И текст хорошо звучит. Я просто послушала с удовольствием пушкинские стихи.
– Ну, если текст звучит, это уже кое-что, - согласилась Елена Александровна, самый опытный и самый старший преподаватель.
За исключением завкафедрой, который почти не появлялся в школе, двух историков и двух русистов, гуманитарную кафедру представлял женский состав. Впрочем, как и везде. Филологический факультет испокон века называют факультетом невест.
Прозвенел звонок, и Маша, не успев глотнуть чая, схватила тетрадки, рванула на урок. Терпеть не могла опаздывать. В 11 "Б" ее встретили более сдержанно, но ребята бодро подскочили, когда Мария Кирилловна вошла в класс. Смотрели на нее и улыбались, ждали команды сесть. Маша пробежала взглядом по лицам, обращенным к ней, отвечая на их улыбки. Коля Бородин был серьезен, как всегда, но вполне доброжелателен.
– Здравствуйте, садитесь, - разрешила Мария Кирилловна.
Снова акмеизм, предупреждение о зачете и лекция. Удивительно, какие разные бывают классы! И вообще, мистика буквы существует. Вот "А", например. Исполнительные, все сдают вовремя, меньше списывают, но не хватает в них творческой искры, фантазии, авантюризма. "Б" - разгильдяи, конечно, но с ними интересно обсуждать произведения. Они с охотой выполняют творческие задания: пишут стилизации, поют песни на стихи заданных поэтов. И так каждые два года. Будто специально подбирают ребят: для "А" - таких вот старательных, педантичных, для "Б" - творческих, артистичных.
И по-разному им преподносится один и тот же материал. В одном классе можно пошутить, рассказать анекдот или пикантные подробности из жизни писателей, в другом - нет, не поймут. В одном можно поговорить о политике, о событиях сегодняшнего дня и увидеть заинтересованность, а в другом ребята останутся равнодушными к политике, но с удовольствием побеседуют о фэнтези и фантастике, о жанре антиутопии - любимой литературе обитателей интерната.
В общем, Маша постоянно корректировала материал и поэтому не совсем уж повторялась. И все-таки трудно было трижды за день произносить одно и то же, даже варьируя и разнообразя лекцию в зависимости от класса.
– Уберите, пожалуйста, компьютер, - прервала себя Колосова и подождала, пока Ваня Котов неохотно, очень медленно закроет крышку ноутбука и пристроит его на подоконнике. Маша продолжила: - Итак, правоверных акмеистов было шестеро. Запомните их имена...
В "Б" классе часто приходится так вот прерываться. Дети зависят от компьютера и не знают покоя, пока не увидят перед собой светящийся экран. Маша раз и навсегда наложила запрет на ноутбуки и прочие девайсы, если они не нужны для работы в данный момент. Всякий раз при знакомстве с новым классом она объясняла, почему прибегает к этой мере.
– С компьютером вы совершенно лишаетесь возможности фантазировать. Получается, что вы обделены. Преподнося все в готовом визуализированном виде, вас лишают внутреннего мира. Фильмы, игры, ролики... Вам нет необходимости воображать, представлять что-то, даже просто шевелить мозгами, запоминать. Все разжевано, подано в наилучшем виде, вы только кушайте!
Тут Маша приводила в пример рассказанный кем-то из коллег эпизод. Маленькая девочка, лет двух, не играет в игрушки, которых у нее, как у любого современного ребенка, в избытке. Они надоедают в первый же день и валяются забытые. Но вот на даче кто-то пошутил: поднес ей сорванный с грядки кабачок с нарисованной рожицей. И девочка стала его пеленать, укладывать спать, разговаривала с ним, баюкала, носила на руках, и ей не надоедала эта игра.