Театр двойников
Шрифт:
Диктанты 6-го “Г” Лариса проверяла на следующий день в спешке — на перемене между уроками. Поставила подозрительно много хороших оценок.
Ирина, конечно, дни и ночи пропадала в больнице. Но не в палате — туда ей путь был заказан, а в коридоре на обозрении всего медперсонала, который быстро вошел в курс дела и постепенно проникся к жене-ревнивице соболезнованиями и принимал горячее участие в примирении супругов.
Вася, лежащий на койке с перебинтованной шеей, разговаривать с Иркой не желал. Вернее, он произносил только два слова, но с упорной настойчивостью:
— Пошла
Ирка чего только не говорила, как только не каялась, а он знай шипел:
— Пошла вон!
Так она и сидела на стульчике, принесенном сердобольной сестричкой, у дверей палаты. Точно кающаяся грешница. Народ с любопытством ожидал развития событий, которые упрямый Вася не желал развивать. Только один раз, после визита к нему следователя, Вася отступил от ритуального “Пошла вон!” и процедил:
— Пусть Лариса придет.
К визиту Лариса готовилась, то есть мысленно репетировала речь. Мол, Вася, тебя понять можно, но и Ирку пожалей, она осознала, неделю уже сидит под дверью и плачет горючими слезами, у вас дети, квартира и дачный участок, прости ее, дурочку, вот и мой Леша мавританской страсти твоей жены завидует.
Но все слова застряли у Ларисы в глотке, когда она увидела несчастную жертву пылкой ревности с забинтованной шеей. Вместо того чтобы убеждать Васю простить жену, Лариса кусала губы, удерживая смех.
— Насмехаешься? Весело? — процедил Вася. — Давай, давай! Когда твою подружку в тюрьму поведут, животик надорвешь!
— Вася! Мы же не допустим? — Лариса мгновенно посерьезнела, принялась лебезить. — Вася! Что ты, Ирку не знаешь?
— Знаю, — вздохнул он горько. — Слушай меня внимательно. Следователь нормальный мужик. Я ему версию выдал: будто брился и нечаянно порезался. Представляешь, каким идиотом по милости твоей подружки выгляжу? В полночь бреюсь и полосую себя по горлу! Ладно, проехали. В общем, скажешь ей так: она ничего не знает, ничего не делала, за нож не хваталась, кровь увидела, испугалась и бросилась к тебе. Понятно?
— Версия шита белыми нитками.
— Ясен пень! Все же знают, как было дело! Все! Милиция, соседи, врачи, мои сослуживцы! Думаешь, Ирке хватило ума язык за зубами держать?
— Она очень раскаивается! — заверила Лариса.
Вася скривился:
— Эта дурочка ничего не может толком сделать! Даже зарезать! Что может быть смешнее недорезанного мужа? Не знаешь? То-то! Все потешаются! Только глянут на меня — рот до ушей, а то и в голос ржут. Думаешь, приятно?
— Вася, а ты ее быстренько извини! Вы сольетесь в безбрежной любви, народ обольется слезами умиления, а?
— Нет! — отрезал он. — Не прощу! Я ей не клоун и не попка в клетке! Сколько лет терпел! Ладно, думал, ревность — это у нее внутренний недостаток, вроде косоглазия. Нехорошо обижаться на человека за то, что у него глаза в разные стороны смотрят. Но после того, как она меня перед всем миром идиотом выставила? Не прощу!
Странное дело, но Вася действительно не столько был обижен попыткой убийства, сколько тем, что превратился в объект насмешек и косых взглядов.
— Вася, — не сдержала любопытства Лариса, — а ты безвинно пострадал или все-таки у тебя с кем-то было?
Вася залился краской, раздулся от возмущения так, что швы могли лопнуть, приподнялся и заорал:
— Пошла вон!
Лариса пулей вылетела из палаты. За дверью Ирина набросилась с вопросами. Но что могла сказать Лариса? Только провести подробный инструктаж, как обмануть милицию и следствие.
Через десять дней Васю выписали. Он вернулся домой, но продолжал бойкотировать жену. Ира перед мужем на цыпочках ходила, он на нее — ноль внимания. На вопросы не отвечал, в разговор не вступал, относился, как к мебели — стоит на пути, обойдет. Ира от раскаяния чахла и стремительно теряла клиенток, которые вместо стильных причесок получали теперь недоразумение на всю голову.
Как-то Ирина сидела у Ларисы и жаловалась на холодность мужа. Говорила, что сейчас любит Васю еще больше, что он, когда суровый, красивее артиста Ланового в молодости, но пусть уж лучше не такой прекрасный, зато добрый и разговаривает, а не молчит. На работе сплошные накладки — сегодня клиентка просила “карэ на ножке”, а Ира сделала без ножки, вчера химию передержала…
Взгляд Иры упал на раскрытую ученическую тетрадь. До прихода подруги Лариса проверяла самостоятельные работы по разбору существительных как частей речи.
— “Чучело, — прочитала Ирина, — женского рода, единственного числа, неодушевленное”. Точно про меня! Женского рода и уже столько дней неодушевленная!
— Там ошибка, — возразила Лариса. — Чучело среднего рода.
— Видишь? — покорно кивнула Ирина. — До чего я дошла! До среднего рода.
— Так продолжаться не может! — Лариса решительно направилась в комнату, где муж читал газету.
— Леша! В конце концов, ты мужчина! — заявила Лариса.
— Зачем твоей дорогой подружке мужчина? — спросил Леша не отрываясь от газеты.
Он уже часа полтора фоном слышал женское “бу-бу-бу” с кухни. Дружат с детского сада, лет тридцать. И тридцать лет они разговаривают! Безостановочно!
— Ты как мужчина, — пояснила Лариса, — должен дать Ирине совет против Васи как, в свою очередь, тоже мужчины.
— Больше я ничего не должен? — возмутился Леша.
— Есть другой вариант, — задумчиво отозвалась Лариса, — ты разговариваешь е Васей, объясняешь ему, как он не прав, третируя жену!
— По-моему, Вася готов каждому, кто только вспомнит эту историю, двинуть в челюсть.
— Отлично! Значит, ты выбрал мужской совет?!
Леша ничего не выбирал, но, когда жена потянула его за руку на кухню, не сопротивлялся. Все равно не отстанут.
Он прислонился к косяку двери и едва сдержал ухмылку: две женщины смотрели на него с затаенной надеждой, как на оракула.
— Ирина! — торжественно объявил Леша. — Даю рекомендацию. Бесценную, хотя и бесплатную. Поклянись мужу, что больше никогда сцен не будешь устраивать.
— Тысячу раз клялась! — заверила Ирка.