Театр двойников
Шрифт:
Алену уже подняли с пола. В грязных потеках, в кремовых пятнах, с расквашенным носом — хороша невеста! Лена едва удержалась от радостного вопля.
— Полегче! — попросила она мужчину, заломившего ей руки.
— Что здесь происходит? — повторил любовник.
— Здесь срываются маски, — ответила Лена. — В данный момент вы видите истинное лицо своей будущей жены.
Спустя много времени свекровь спрашивала Лену:
— Доченька, как же ты могла дебош устроить? Ведь ты у нас комара не обидишь! А тут! Алене в больнице сломанный нос ремонтируют, тебя в милицию забрали, судом грозят. Борис
— Не знаю, мама. Какое-то затмение нашло, точно внутри что-то взорвалось. Так захотелось справедливости! Как воздуха! И ни о чем я не жалею. Уехала бы Алена тайно, хвостом махнув, Глеб страдал бы, Борис мучился, и мы с вами, глядя на них, плакали. А что вышло? Некогда им было страдать, надо меня из КПЗ вытаскивать. Ох и компания там! Кроме того, мальчики не могли побить Алену, а она заслуживала! Всякая сучка заслуживает пинка под хвост! Сучки об этом даже мечтают!
Свекровь подумала: посидев недолго за решеткой, Лена нахваталась там вульгарных выражений.
ПОДКИДЫШ
Дочери было три месяца, когда Зоя Скворцова попала с ней в больницу. Огромная палата, разделенная стеклянными перегородками на боксы. В каждом боксе младенец до года и мамаша. В соседнем с Зоей боксе лежала пятимесячная девочка, одна. Привезли из Дома ребенка с подозрением на воспаление легких. Казалось бы, все дети в младенчестве похожи друг на друга, но сиротка отличалась от домашних. Не капризничала, не гукала, не улыбалась, не просилась на руки. Лежала, как поваленный столбик, молча. На шее “медальон” — пустышка на веревочке. Остальные дети с рук не слезали, а эту покормят, помоют, уколы сделают, пустышку в рот воткнут — и весь уход.
То было время повального дефицита. А Скворцовым из Германии друзья прислали коробку роскошного детского приданого. Взяла Зоя одну из красивых пустышек, на чистую ленточку привязала и вместо старой замызганной соски на шею ничейному ребеночку повесила. На следующий день смотрит — нету подарка.
Украли! Человечек еще не начал жить, а его уже лишают. Материнской ласки, заботы, внимания, даже несчастной соски! Зою это потрясло!
Словом, поступила Зоя в больницу с одной девочкой Леной, а выписывалась с двумя — Леной и Таней. Костя, муж, вначале не обрадовался идее удочерить подкидыша. Потом в палате побывал, увидел девочку, маленькую и уже точно постаревшую, хмурую и печальную. “Неужели не прокормим”, — сказал, то есть поддержал Зою.
Вскоре они квартиру в другом районе получили. Переехали, из новых соседей никто и не догадывался, что дети от разных родителей. Двойняшки — и двойняшки.
Жили не богато, но дружно. Костя мастером-ремонтником в автобусном парке работая, Зоя — оператором в химчистке. Дочерей, конечно, не делили — той и другой одинаково доставалось и подарков, и наказаний. Внешне девочки совершенно разные. Но Таня почему-то на Зою похожа. Все так и говорили: “Лена — в папу, а Таня — копия мамы”. Характеры у них противоположные. Таня прямолинейная, резкая, а Лена хитрованка. Таня никогда не слукавит, а Лена обязательно попробует обходной путь найти. Между собой они были как, все сестры — то дружба не разлей вода, то пух и перья летят.
Дочерям исполнилось четырнадцать лет, когда в доме Скворцовых
— Ты как с матерью разговариваешь? Придержи язык!
А у Тани вдруг слезы из глаз фонтаном.
— Она мне не мать! И ты мне не отец! Вы не родные! Не родные!
Бросилась из комнаты, дверью хлопнула.
Все застыли, ошарашенные. Костя и Зоя смотрят друг на друга удивленно. Они и думать забыли, что Таня им не единокровная. Лена первой в себя пришла:
— Во дает! Сестричка умом сдвинулась! — и шмыгнула вслед за Таней.
Вернулась быстро, глаза выпученные:
— Отпад! Она правда не родная?
— Не мели чепухи! — одернул отец.
— Танька зубы лечила, — доносит Лена. — А там в очереди одна женщина из вашей старой квартиры была. Мы ведь раньше на Карла Маркса жили? Ты, говорит, Таня Скворцова? Родителей, случайно, не Зоя и Костя зовут? Ты им которая — родная или приемыш? Танька, конечно, на дыбы, а тетка на своем стоит, мол, у вас одна девочка была, а другую вы подобрали. Мама! Папа! — испуганно заикается Лена. — Может, я тоже? Того? Приемная?
— Дура ты врожденная, а не приемная! — злится отец.
— Нет, ну факты-то налицо.
— Какие еще факты?
— У нас ведь два месяца разницы, правильно? Мы раньше думали, что можно одного ребенка родить, а через некоторое время другого. Танька выяснила — так не бывает!
Когда свидетельство о рождении Тане на новую фамилию выписывали, Костя и Зоя хотели одну дату со своей дочерью поставить. Но им сказали, что закон не разрешает. Вот вам и закон, будь он проклят!
Зоя никому зла не желала. Но гнев мужа ей был ой как понятен! Костя после сообщения Лены не удержался:
— Чтоб у той тетки, которая языком мелет, все зубы выпали, и она ими подавилась!
В семье настали черные дни. Таня — что ежик или дикобраз, не подступиться. Злая, колючая, смотрит на родителей чуть не с ненавистью. Была добрая девочка, стала мегера. Ведь Таня ложь и вранье считает самым страшным пороком. А тут получилось, что ее всю жизнь обманывали.
Скандалы у них пошли кошмарные. Сначала Таню окружили вниманием и заботой, как тяжелобольную. Только хуже сделали. Она решила — подлизываются и с презрением на всех смотрела. Потом к старому вернулись, как бы живем по-прежнему, будто ничего не произошло. Еще хуже. Пустяковое замечание Тане сделаешь, попросишь посуду помыть или ведро вынести — она сразу взбрыкивает:
— Оставьте меня в покое! Вы не имеете права мной командовать!
— Ах, не имеем! — кипятился отец. — О правах заговорила? Горшки за тобой выносить, обувать-кормить, ночей не спать — пожалуйста! Что ты бесишься? На мать посмотри — почернела вся!
— Она мне не мать! И я вас не просила меня удочерять!
— Ну, извини! За то, что любим тебя, за то, что сердце болит, — за все извини! Давай, плюй нам дальше в душу!
Лена, которая теперь чувствовала себя роднее всех родных, встряла: