Театр мистерий в Греции. Трагедия
Шрифт:
«Орестея» – единственная полностью сохранившаяся трилогия во всем греческом театре. Возможно, это было последнее творение Эсхила, поскольку его поставили в 458 году до нашей эры, за два года до смерти драматурга. И современники Эсхила, и многие нынешние исследователи считают «Орестею» самой совершенной и величественной из всех трагедий, рожденных человеческим духом на протяжении всей известной истории.
Трилогия «Орестея» состоит из трагедий «Агамемнон», «Хоэфоры» и «Эвмениды». Не сохранилась лишь заключительная часть «Орестеи» – сатировская драма «Протей». Согласно свидетельствам той эпохи, речь в ней шла о приключениях Менелая и Елены, связанных с Протеем – морским божеством, упомянутым в «Одиссее». Рассказ о странствиях Менелая, очевидно, был призван успокоить душу. Это соответствовало основной задаче сатировской драмы, которая, насколько мы знаем, обычно смягчала возвышенные эмоции, чтобы помочь зрителям вернуться к повседневной жизни после инициатического опыта, пережитого ими в театре.
Орест вопрошает оракула Аполлона
(из книги: Francesco Inghirami, Pitture di vasi Etruschi,vol. I–IV, 1852)
В этой трилогии Эсхил повествует об ужасных событиях, которые связаны друг с другом и разворачиваются вокруг единого стержня – убийства царя Агамемнона. Эсхил хочет обратиться к универсальным проблемам и к вопросу участия в них человека. «Орестея» – произведение в высшей степени философское, религиозное, глубоко мистериальное. На протяжении всей трилогии мы видим влияние Дике – всеобщего закона действия и реакции, поступков и их последствий. Естественные законы и моральные установления проявляются здесь в своей исконной, не диалектической ипостаси, но с включением одного нового элемента – возможности искупления, которую Зевс, высшая и конечная власть, дарует виновным. При этом он основывается на своей любви и собственной божественной природе, которая превосходит все то, что люди могут понять и почувствовать, узаконить и исполнить, но не противоречит этому.
Вкратце сюжет «Орестеи» таков. Агамемнон совершил преступления и должен ответить за них и за преступления своего отца Атрея. Во время долгого отсутствия Агамемнона его жену, царицу Клитемнестру, соблазняет Эгисф. Она убивает своего супруга, который оставил ее одну на десять лет и который, вернувшись домой, по-прежнему одержим мыслями о Троянской войне. На первый взгляд, ею движут чисто личные мотивы, но на самом деле это Дике избрала Клитемнестру своим орудием.
С другой стороны, Аполлон, бог оракулов, чье проклятие пало на троянку Кассандру, – проводник непостижимой воли Отца-Зевса – повелевает Оресту убить свою мать и таким образом отомстить за смерть отца. Уместно предположить, что, согласно греческой морали, проявить сострадание и милосердие к совершившему преступление было невозможно, поскольку тем самым жертве причинялось еще большее страдание, а тот, кто прощал преступника, делался его сообщником. Подобная этическая позиция, противоположная христианской (которая, надо сказать, редко осуществлялась на практике), является отражением того, что происходит в Природе для поддержания в равновесии ее экосистемы. Нам не следует априори отвергать такую этическую установку под влиянием предрассудков своего века. Сегодня убийца может быть известен, и при этом он находится под защитой «прав человека». Тем самым он получает преимущество перед жертвой, которой фактически отказывают в том, что предоставлено убийце. В основе такого подхода лежит материалистическая теория «свершившегося факта».
Принесение Ифигении в жертву
(из книги: Desire Raoul Rochette, Monuments inedits d'antiquite fi guree, grecque, etrusque et romaine: Cycle heroique,1833)
Деяния Эриний (их латинское имя – Фурии) считались проявлением милосердия, а их бездействие понималось бы как акт беззакония. Любовь к пострадавшему требовала наказать злодея. Так, Орест, убивая свою мать, исполняет закон. Именем того же закона Эринии требуют смерти Ореста, но в его судьбу вмешивается Отец-Зевс и переводит все в иное измерение, где автоматизм морального порядка нарушается.
23. «Агамемнон»
Действие в этой трагедии начинается лишь в третьем эписодии, когда появляется сам Агамемнон.
В начале сообщается о падении Трои и о том, как ахейцы, будучи далеко, узнали о нем в ту самую ночь, когда пламя уничтожило Илион. Со ссылкой на Гефеста (отца искусств и ремесел, покровителя огня) рассказывается, как весть передавали от одной горы к другой с помощью костров, зажигавшихся на вершинах. Такой «световой телеграф» был, по всей видимости, весьма эффективным. В римские времена его усовершенствовали, но потом он был забыт (более совершенного устройства пришлось ждать до начала XIX века). Все, что происходит дальше, вплоть до выхода на сцену Агамемнона, по большей части является психологической подготовкой к готовящимся ужасным событиям – создается особая драматическая атмосфера, в которой придется действовать героям. Принимая во внимание важность произведения, любопытно отметить небольшое число персонажей: дозорный, хор аргосских старцев, Клитемнестра, вестник, Агамемнон, Кассандра и Эгисф.
Действие в «Агамемноне» разворачивается перед дворцом Атридов в Аргосе.
Пролог
По форме это монолог, который Эсхил вложил в уста единственного персонажа, который больше не появится на сцене. Это дозорный, или часовой, он дремлет в ожидании, пока цепочка огней не донесет до него какую-нибудь весть. Происходящее с ним можно разделить на три этапа. Вначале дозорный молит богов облегчить его тяжкую службу. Затем он различает вдали огни, понимает их значение и радуется. Он призывает царицу покинуть свое ложе и запеть победную песнь. В конце речь дозорного становится неясной: он знает нечто, о чем не может говорить, и перед уходом со сцены произносит слова, исполненные духа самих Мистерий:
Молчу об остальном. Пятою тяжкою Стал бык мне на язык. Когда б вот этот дом Заговорил, то все б сказал. Мои ж слова Несведущим темны, понятны сведущим.Когда дозорный уходит, появляется хор из двенадцати старцев, препоясанных мечами и опирающихся на посохи. У всех на голове венцы, все в праздничных одеяниях. Они вспоминают о десятилетней осаде Трои и, тоже на «инициатическом*» языке, обращаются к богам. Например: «Кто бы ни был ты, великий бог, если по сердцу тебе имя Зевса, „Зевс“ зовись» (пер. С. Апта). Трудно представить что-либо более далекое от жестких норм формальной, экзотерической религии. Они говорят о преемственности владычества богов – одной из тем Мистерий. И здесь Эсхил едва не совершает ту же самую «оплошность», что и в «Прометее прикованном», но вовремя сдерживается и указывает лишь на то, как могут смертные болью и страданиями заслужить искупление перед Зевсом. Имеется в виду принесение в жертву дочери Агамемнона. Но, собравшись было перейти к кульминационному моменту своего рассказа, старцы говорят вполне в элевсинской манере: «Что было после – я не видал» (пер. С. Апта). Есть намек и на другие грядущие несчастья, о которых недопустимо сокрушаться.
И вот появляется Клитемнестра в окружении своих слуг. Они поют победный гимн, приносят жертвы, и в конце концов царица остается одна на берегу моря. Рассветает.
Кажется, что старцы и не слышат победной песни (в других версиях слышат и даже склоняются перед царицей) и спрашивают, почему совершаются столь щедрые жертвоприношения.
Затем они упоминают о великой войне, опустошившей земли троянцев: то была кара Зевса за то, что Парис злоупотребил гостеприимством Менелая:
С убийцы глаз не спускают боги. Эриний черных приходит сонм, И тот, кто счастья не по заслугам Вкусил однажды, – повержен в прах, Унижен, сломлен, подавлен, смят. Безвестность жалкая – вот удел Того, кто славы чрезмерный груз Поднять отважился высоко: На гребнях гор, на крутых вершинах Гуляют грозные громы Зевса.Наконец, старцы узнают от Клитемнестры, о чем говорят огни костров. Однако они спрашивают, насколько достоверно известие, не обманулась ли царица. Вполне возможно, что в этом фрагменте недостает нескольких строф, а имеющиеся перепутаны или скопированы в другом порядке, ведь существуют различные варианты текста, и они если и не противоречат друг другу, то, по крайней мере, по-разному представляют события.
Хор старцев
(из книги: J. Flaxman, T. Piroli, F. Howard, Compositions fr om the Tragedies of Aeschylus, 1831)