Театр мистерий в Греции. Трагедия, Ливрага Хорхе Анхель

Театр мистерий в Греции. Трагедия

на обложку

Ливрага Хорхе Анхель

Шрифт:

После долгих поисков своего беглого пленника Эринии начинают обвинять самого Аполлона: «Так эти боги поступают новые, они теперь сидят на троне Правды, и залит кровью трон» (пер. С. Апта). Владыка Света поднимает правую руку и изгоняет их из священного места, одновременно взывая к суду богини Афины Паллады; он объявляет, что спасет просителя. Но так как Эринии по-прежнему обвиняют его в том, что он принял преступника в своем доме и дал ему запятнать священный Камень, Аполлон достает свой волшебный лук и вкладывает в него стрелу света. Вновь следуют взаимные обвинения, после чего Эринии спасаются бегством и преследуют Ореста. Аполлон выходит из храма и притворяет двери.

После короткой паузы начинается второй эписодий, причем сцена претерпевает значительные изменения. По наблюдениям современников, полная смена обстановки на сцене происходила почти мгновенно, хотя они и не объясняют, как это делалось.

Мы видим храм Афины Паллады, видим Ореста, припавшего к ее изображению. И хотя между сценами не было «антракта», предполагается, что прошло несколько дней. Орест взывает к богине со смиренной мольбой. В его молитве звучат важные этические моменты: проситель говорит, что благодаря великодушию и щедрости людей, давших ему приют на долгом пути и пожалевших его, он уже не так запятнан.

На орхестре*появляется хор Эриний. Увидев Ореста, они говорят, что суду нет места, что они выпьют его кровь до последней капли, а его тень увлекут за собой в царство мертвых. Орест настаивает, что очистился, в том числе и у алтаря Феба (Молодого Солнца, или Непобедимого Солнца).

Суд над Орестом

(из книги: John H. Huddilston, Greek Tragedy,1898)

Орест продолжает молиться, он отводит взгляд от Эриний, поскольку чувствует, что они стараются отвлечь его. Эринии, танцуя, окружают Ореста цепью и исполняют свою «песнь ужаса» – часть их колдовских ритуалов. Сравнение с цепью неслучайно, поскольку, как только песня скует души, их уже никогда не будут сопровождать сладкоголосые звуки лиры (явный намек на Аполлона-Кифареда). Эринии упоминают также непреложный закон Мойры. Они утверждают, что ноги их исполняют пляску зла, а высокие прыжки помогают обрушиться на жертву и погрести ее под тяжестью бед и несчастий. (Возможно, в этих примечательных речах во славу Мрака недостает нескольких строк, изъятых еще в древности, поскольку они приоткрывали некоторые тайны.)

Рождение Афины из головы Зевса

(из книги: H. B. Walters, Greek and Etruscan Vases,1893)

Третий эписодий рассказывает о суде Афины Паллады над Орестом. Появившаяся прямо из головы Зевса, эта богиня-дева была символом мужества, рождаемого справедливостью, символом мудрости, доброты и покровительства для всех нуждающихся.

Орест и Афина Паллада

(из книги: Sir William Hamilton, Collection of engravings fr om ancient vases,vol. I–IV, 1791)

Афина взирает на просителя, обнявшего ее статую, и на Эриний, которых, по ее словам, она не может ненавидеть из-за их уродства, ибо это было бы несправедливо и немилосердно.

Эринии объясняют, кто они и зачем явились, называя себя «дочерьми Ночи», и сообщают, что в подземных жилищах их зовут «Карами». Орест также приводит доводы в свою защиту. Афина объявляет, что дело сложное и запутанное, поскольку в нем переплелось божественное и человеческое, а посему лучше собрать суд из достойнейших граждан Афин, которые принесут присягу (?) и станут вечными стражами закона (?).

Афина удаляется, и начинается второй стасим.

Участники хора Эриний размышляют о сказанном и соглашаются с Афиной, поскольку богиня «внушает им доверие». Но они, словно предчувствуя появление новых законов в этом мире, сетуют на то, что справедливости приходит конец.

Действие последнего, четвертого эписодия разворачивается в Ареопаге (месте, которое в древние времена было посвящено Аресу, там собирались войска и вершились казни). Справа появляется Афина, за ней – глашатай. Он вводит судей, которые рассаживаются лицом к зрителям.

Некоторые специалисты считают, что в этой части произведения Эсхил хотел изобразить суд Ареопага (в те времена уже находившийся в упадке) во всей его значительности, таким, каким он был в предшествовавшие века.

Возглавляет суд сама Паллада, Эринии выступают в роли обвинителей, а защитником Ореста становится Аполлон.

В защиту убийцы собственной матери бог использует довод, который еще тысячелетия будет весомым в истории человечества и воздействие которого мы ощущаем до сих пор: «Дитя родит отнюдь не та, что матерью зовется. Нет, ей лишь вскормить посев дано. Родит отец. А мать, как дар от гостя, плод хранит, когда вреда не причинит ей бог» (пер. С. Апта). Мысль эта принадлежит не Эсхилу, она родилась еще в доисторическую эпоху. Именно поэтому во все времена у большинства правивших родов первенство отдавалось наследникам-мужчинам. Женщину же представляли лишь питательной почвой, на которой всходит посев. Но посев этот дает росток именно того дерева, из семени которого он возник, и только силу, большую или меньшую, берет у вскормившей его почвы. Сегодняшние биологические исследования опровергают такой взгляд на людей и физический план существования. Мы не знаем точно, имел ли Эсхил в виду физическую сторону кровного родства или нечто большее. Пока нет доказательств обратного, согласимся с первым утверждением, которое представляется более очевидным.

Суд разделяется на две равные части, отстаивающие разные мнения. И тогда Афина выносит свое суждение в пользу Ореста, поскольку есть сомнения в его виновности. Любопытно, что современное процессуальное право восприняло этот принцип in dubio pro reo( лат.«при сомнении – в пользу обвиняемого»), не принадлежащий исключительно классическому миру, или иудеям, или – до недавнего времени – христианам.

Узнав окончательный приговор, Эринии приходят в ярость и восклицают: «О боги молодые, вы втоптали закон старинный в грязь!» (пер. С. Апта). Они объявляют, что с этого момента Аттику будут опустошать страшные болезни и бедствия. Афина прибегает к «Священному доводу», своего рода чарам, в которых смешиваются ее магия, сила и разум. Она напоминает Эриниям, что полагается на помощь Зевса, и говорит, что им более подобает принять решение суда, как они и обещали в начале. Своей магической силой она обращает Эриний в Эвменид («имеющих прямое намерение»), добрых стражей Справедливости и помощниц нуждающихся.

Пять веков спустя христиане предложили изменить иудейский закон талиона* в пользу личной ответственности – это же предложил Эсхил в «Эвменидах». Однако ни христиане, ни посвященный в Элевсинские мистерии не смогли убедить свои народы в необходимости этого изменения, ибо тысячелетнюю инерцию не так легко преодолеть. Но хотя эти идеи были всего лишь мнением Эсхила, на протяжении последующих веков они порождали новые идеи, которые побуждали к действию всё новых людей.

С точки зрения сугубо религиозной, непосредственное искупление преступлений кровью заменено искуплением ритуальным и глубоким внутренним перерождением виновных, когда они становятся духовно к этому готовы.

Примем во внимание, что Орест убил свою мать не из каких-то личных соображений, а исполняя совет оракула и согласно принятым обычаям. Поэтому его вина имеет смягчающие обстоятельства. И все, что ему пришлось с тех пор вытерпеть и пережить, давало ему полное оправдание. Именно так это и понимают Эвмениды, которые исполняют песнопения во славу мудрости Афины и ее города – Афин.