Театр полутеней
Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Бесконечный карнавал
Красота выше правды. Это действительно так. Известно, что правды нет, а красота – величина постоянная.
Ане было десять, когда родители погибли. Они жили в небольшом домике на краю оскудевшей деревни. Отец, мать и Аня. На уроке физкультуры дети прыгали через «козла», кто-то принес весть о пожаре. Дом сгорел вместе с родителями, они пили уже вторую неделю, так видимо
Аню забрала бабушка, в районном центре у нее была фабричная квартира. Однокомнатная, на втором этаже. Крохотная кухня. Совмещенный санузел. В зале полированный стол, этажерка, сервант и кровать. За окном серые лоскуты частного сектора. После выхода на пенсию бабушка страдала одиночеством. Ане приобрели раскладушку. По ночам на крыше стоял кошачий визг. Лунный свет ложился на прохладный пол. Так они зажили вдвоем.
В девятом классе Аня внезапно, в несколько недель, сбросив надоевшую скорлупу, стала самой красивой девочкой среди старшеклассниц. Тонкая, гибкая, пушистые ресницы, нежный румянец. Серые глаза.
Соседом по парте объявил себя Сережа. Круглый отличник, но не из тех, не из «ботаников». Спортсмен, молодой бандит. Сын директора школы. На перемене, Крупенина больно ткнула в бок, нехорошо обозвала. На третий день Сергей вызвался проводить ее до дома. Возле подъезда схватил за локоть, развернув Аню к себе, и попытался поцеловать, вторая рука ощупывала грудь, ей стало страшно. Напрягая слабые руки, оттолкнула. И тогда он ударил. Очень сильно. В лицо. И ушел.
Неделю она просидела дома. Бабушка накладывала примочки, ругая скользкие зимние дороги и нерадивого дворника. Вернувшись в школу, за партою сидела одна. Сережа пересел к Лене Крупениной, волоокой и пышной девочке. Никита Суховей, бывший сосед Лены по парте, страдал теперь в самом углу класса, на «камчатке». Крупенина, поймав взгляд Ани, усмехнулась.
После третьего урока ее вызвали к директору школы. Красивый сухой мужчина, с благородной головой, пронзительные глаза.
– Расскажи, что там у вас случилось? Это действительно был мой шалопай?
Он очень пристально разглядывал, непозволительно пристально, и Ане стало неуютно.
– Да, это был ваш сын!
– Ну, хорошо, хорошо. Ты только не волнуйся, я накажу его по-своему. Мало не покажется! А ты, молодец! Смелая девочка! Иди, я разберусь с Сергеем.
Во время школьного новогоднего бала. Девочки красавицы. Мальчики кавалеры.
Аня шла по коридору, возвращаясь из туалета в зал. Навстречу быстро приблизились три фигуры в масках. Ловко зажали рот, схватили и втолкнули в класс. Щелкнул запираемый замок. Начали срывать колготки, трусики, завернули подол платья. Разжав губы, Аня схватила зубами чью-то ладонь и закричала так, как никогда не кричала до этого.
В дверь забарабанили, потом она вздрогнула и с треском распахнулась. Все увидели директора школы. Олег Львович тяжело дышал.
Кинув взгляд на Аню, он все понял. Прохрипел.
– Снимаем маски, господа. Теперь вам уже не отвертеться.
И в это время раздался голос Сережи.
– Зря ты так!
Потянув из кармана что-то черное, тускло блеснувшее, оглушил внезапно грохотом выстрела. Директор повалился через учительский стол, рухнул на пол. Кавалеры карнавала бросились бежать, сбивая стулья, мешая друг другу в проеме дверей. На звук выстрела мчались дети, преподаватели, коридор полнился многочисленными шагами и гудел от топота.
А она, стиснув зубы, плача, одевалась. И не сводила глаз с темного пятна, растекавшегося по линолеуму в луче света от распахнутой двери.
В тот же синий, предновогодний заснеженный вечер их взяли, троих одноклассников Ани. Прошла зима, состоялся суд, осужденные убыли под конвоем.
Три раза в неделю Аня навещала жену Олега Львовича. Женщина так и не смогла оправиться от постигшего горя. Аня прибирала квартиру, мыла горы посуды, готовила. Старалась не смотреть на фотографии. Старший Клёнов в черной рамке, младший с футбольным мячом в руках. Но глаза все равно смотрели. Ирина Владимировна тихонько плакала, куталась в шаль, когда девочке наступало время уходить.
Окончив школу с прекрасными отметками, Аня поступила в институт и уехала навсегда из среднерусского городка. Никита Суховей погиб в Афганистане, был захвачен в плен чуть живым, что не помешало душманам вырезать на его спине звезду. Крупенина работает билетершей в местном кинотеатре. Ждет своего Сережу. Напившись отвратительной водки по субботам с подругами, смотрит в окно. Где, как и сто, и триста лет назад, наметает огромные сугробы вдоль берега промерзшей реки. По ночам воет ветер, проносясь по темным, чернеющим улицам.
А утром, только погаснут бледные звезды на студеном небе, взбесившимися стаями, жутко крича, мчится вороньё, по одному, только ему известному, маршруту.
Звонок
Наутро по выходным Кузовкин любил пить чай. Горячий, с тремя ложками сахара. Кухонное окно глядело на прилегающий частный сектор.
– Кулачье недобитое!
Каждый раз шептал он, глядя сквозь мерзлое стекло на крепкие дома, огороды и заборы. Особенно раздражала колонка, где жители набирали воду в ведра и фляги. Сейчас она напоминала сверкающий айсберг. Стоял морозный декабрь. Бело, искристо, студено.
Над крышами струились вертикальные дымные столбы. Квартиру он получил два месяца назад, как молодой специалист.
– Мелко копаете! Секретарь горкома комсомола!
Но это уже тихо. Про себя. Чтоб никто не услышал.
Вода была в кранах. Холодная и горячая. От этого он чувствовал себя на высоте. Хотя дом был двухэтажный.
У соседей была дочь, десятиклассница. За тонкой перегородкой была ее комната, иногда слышался девичий голос. Кровать установил вплотную к стене. Представлял, что они спят вместе.