Театр
Шрифт:
Эдип. Вы!
Сфинкс (далеким, радостным, высоким, ужасающим голосом). Я! Я! Я Сфинкс.
Эдип. Это сон!
Сфинкс. Нет, ты не спишь, Эдип и не мечтаешь! Ты хочешь только то, что хочешь, ты этого хотел. Молчать! Здесь я приказываю. Подойди.
Эдип, руки по швам, будто парализованный, яростно пытается освободиться.
Сфинкс. Вперед. (Эдип падает на колени.) Поскольку
Эдип корчится от ярости и ползет на коленях.
Сфинкс. Вот хорошо. Стоп! А теперь…
Эдип. Теперь я начинаю понимать, какими методами, какими уловками вы увлекаете и губите прохожих.
Сфинкс. …а теперь я покажу тебе спектакль. Я представлю, что могло произойти на этом месте, когда бы ты, Эдип, был просто неизвестным, смазливым мальчиком из Фив, и не имел бы счастья мне понравиться.
Эдип. Я знаю цену вашим комплиментам. (Он с головы до ног охвачен судорогой. Явно борется с какими-то чарами.)
Сфинкс. Расслабься! Не пытайся напрягаться и бороться. Расслабься. Если будешь бороться, только осложнишь мою задачу. И мне придется сделать тебе больно.
Эдип. Я буду бороться! (Закрывает глаза и отворачивается.)
Сфинкс. Нет смысла закрывать глаза и отворачиваться. Мое орудие не песня и не взгляд. Проворнее слепца, быстрее сети гладиаторов, острее молнии, степеннее возницы, тяжелей коровы, мудрее школьника, что высунул язык над цифрой, покойнее, остойчивей и оснащенней корабля на якоре, честнее бескорыстного судьи, прожорливее насекомых, кровожадней птиц, полуночней яйца, изобретательнее азиатских палачей, беспечней сердца, непринужденнее руки, сдающей карты, фатальнее светил, внимательней змеи, слюною размягчающей добычу; я источаю, исторгаю из себя, выпрастываю, лью, опорожняю, разматываю, снова сматываю так, что могу лишь пожелать узлов, чтоб завязать, лишь измыслить, чтобы затянуть их и затем ослабить; такая тонкая, что ускользает от тебя, что ты воображаешь, будто это яд тебя сразил, такая прочная, что мне стоит быть неосторожней — ты лишишься рук и ног, натянутая так, что проведи по ней смычком, и между нами зазвучит небесное стенанье; кудрявая, подобно бурунам, колоннам, розам, мускулистая, подобно спруту, причудливо сплетенная, подобно ткани сновидений, невидимая — главное — невидимая, статная, как обращенье крови в жилах статуй, — нить, тебя оплетшая со сладострастием медвяных струй, причудливо стекающих по меду.
Эдип. Оставьте меня!
Сфинкс. Я говорю, работаю, опорожняю, расплетаю, считаю, думаю, сплетаю, вью, вяжу, переплетаю, провожу вперед и снова возвращаюсь, вяжу узлы, развязываю их, чтоб снова завязать, запоминаю все узлы, чтоб позже их ослабить под угрозой смерти, освободить тебя; и я затягиваю, ошибаюсь, возвращаюсь, не решаюсь, исправляю, путаю, распутываю снова, скрещиваю нити, расправляю, начинаю с самого начала, слепляю, зажимаю, закрепляю, путаю, пока ты не почувствуешь, от ног до кончиков волос, опутанный одним и тем же земноводным гадом, чье дыхание перекрывает твой вдох и выдох, будто ты затекшая рука под сонной головой уснувшего.
Эдип (слабым голосом). Оставьте меня! Пощадите…
Сфинкс. И ты станешь молить о пощаде, и тебе не будет стыдно, потому что не ты первый — видала я, как гордецы — и не чета тебе — кричали «мама!», наглецы рыдали, а самые сдержанные падали без чувств еще в дороге, так что мне оставалось только подражать бальзамировщикам, в руках которых мертвецы подобны пьяным, что не могут устоять на собственных ногах!
Эдип. Меропа!.. Мама!
Сфинкс. Затем, я прикажу тебе приблизиться немного и помогу слегка раздвинуть ноги. Вот! И я задам тебе вопрос. Как, например: «Что за зверь утром ходит на четырех лапах, в полдень — на двух, а вечером — на трех?» Ты станешь думать, думать. И, размышляя, ты увидишь, как во сне, свой детский медальон, вспомнишь цифру, сосчитаешь звезды, что видны меж двух разрушенных колонн; и вскоре я верну тебя назад и дам разгадку тайны.
Зверь — это человек: он в детстве ползает на четвереньках, когда здоров, шагает на своих двоих, а в старости он опирается на палку — третью лапу.
Эдип. Как глупо!
Сфинкс. Ты закричишь: «Как глупо!» Вы все так говорите. А потом, поскольку этой фразой ты сказал, что проиграл, я позову Анубиса. Он мой помощник. Анубис!
Появляется Анубис. Он стоит справа от пьедестала, повернув голову в профиль и скрестив руки.
Эдип. О, сударыня… О, сударыня! Нет, нет, нет! Нет, сударыня!
Сфинкс. Я поставлю тебя на колени. Ну… ну… будь умницей. Ты склонишь голову… Анубис бросится. Откроет волчью пасть…
Эдип испускает вопль.
Я сказала: «бросится… откроет…» Ведь я же не сказала «бросился, открыл?» Тогда зачем кричать? И что за ужас на лице? Мы показали, что может быть. Эдип, мы просто показали, ты свободен.
Эдип. Свободен? (Он шевелит рукой, ногой… поднимается, подносит руку к голове.)
Анубис. Прости, Сфинкс. Этот человек не может уйти отсюда, не выдержав испытания.
Сфинкс. Но…
Анубис. Задай ему вопрос…
Сфинкс. Но…
Анубис. Молчать! Задай вопрос этому человеку.
Пауза. Эдип недвижно стоит, отвернувшись.
Сфинкс. Я задам ему вопрос… задам вопрос… Да, хорошо. (Бросает на Анубиса последний, удивленный взгляд.) Что за зверь утром ходит на четырех лапах, в полдень — на двух, а вечером — на трех?
Эдип. Человек, черт возьми! Когда маленький он ползает на четвереньках, вырастает — ходит на двух лапах, а станет старый — опирается на палку, третью лапу.
Сфинкс падает на пьедестал.
Эдип (метнувшись вправо). Я победил! (Бегом покидает сцену через правую кулису.)
Сфинкс проскальзывает за колонной и стеной. Появляется без крыльев.