Тебе меня не получить
Шрифт:
Ора медленно, всеми оставшимися силами давя панику, перевернулась на спину: потолок, потом стена, у стены покосившийся стеллаж с пустыми полками, ниже груда книг, а под ними она – атьера Роен. Нет, атьера Ноэ. Неважно, какая атьера, главное, живая и способная дышать.
А тишина оказалась не такой уж абсолютной, где-то – довольно приглушённо и совсем не страшно – всё ещё рычало, выло, грохотало и, кажется, свистело. И ещё – это уже было совсем рядом – поскуливало и постанывало, но тихонечко, будто стесняясь.
Ора, придерживая
Владыка лежал на боку почти накрытый опрокинутым креслом и смотрел на Роен, но вряд ли её видел, потому что глаза у него были выпученные и странно белые, как у рыбы. А ещё под ним растеклась глянцево поблёскивающая лужа. И халат задрался, бесстыдно обнажая пухлое рыхлое бедро.
Фламик снова заскулил, длинно втягивая носом воздух – это он не стонал, а так дышал.
– Вы не умерли? – невесть зачем спросила Ора, запросто выпутываясь из бархатных тряпок. – Вы живы, да?
Жрец ничего не ответил, только моргнул. Взгляд у него остался таким же бессмысленным. Роен снова повертела головой и, естественно, никого нового не увидела. Было ясно как день: что надо вставать, подходить к этому страшному под креслом, опускаться на колени – прямо в лужу! – и смотреть, что же там приключилось.
Проделывать всё это не хотелось до тошноты.
– Помогите? – спросила Ора у оконного провала.
Там, в темноте, затрещав, рухнуло. Обычно так трещат подрубленные деревья, когда их сначала раскачивают, а потом роняют. Вернее, трещат не сами стволы, а ломающиеся кусты и подлесок и…
Ора мотнула головой, словно на самом деле надеясь вытряхнуть из неё чушь вместе с остатками паники, поднялась. Кресло, придавившее фламика, оказалось тяжёлым, будто из камня вырубленным, а лужа моментально промочила штаны, холодом добравшись до колен.
– Вы меня слышите? Мне надо вас положить на спину, чтобы посмотреть.
Владыка не отвечал, таращась белыми глазами, лишь сдавленно хрюкнул, когда девушка его перевернула.
На выпуклом, выступающем пузырём животе, на желтовато-белёсом, словно рыбье брюхо коже ухмылялась, сочась кровью, широкая рана.
– Всё не так плохо, – промямлила Роен, понятия не имея, плохо на самом деле или просто ужасно. Если внутренности наружу не лезут, то это, наверное, хорошо? Или они не должны лезть? – Я вас перевяжу. Меня учили. Я умею.
Перевязывать было нечем. А на том месте, где хранилось, чему её учили, гремел колокол.
Ора, едва не сорвав ногти об узлы шнуровки, стащила с себя куртку, потом рубашку, прижала ком ткани к ухмылке на жреческом пузе, молясь Матери, и Юной, и всем Шестерым разом. Привычные слова тоже куда-то пропали, потому Роен просто звала, просила о помощи, хотя сама толком не понимала, чем тут можно помочь.
– Он сам ко мне пришёл! – Голос верховного фламика, удивительно ясный и чёткий, раздался так неожиданно, что девушка едва успела визг проглотить. Но рука её, навёрное, всё-таки дрогнула, потому что старик зашипел придавленной змеёй. – Первый раз пришёл сам, понимаешь? – Роен поспешно закивала, не понимая ни слова. – Он сам предложил, сказал, что мы можем… сотрудничать. Взаимовыгодно. Сказал подумать. Я думал! Я не имел права… Мы не способны справиться с ними, их надо посадить на поводок, надеть намордник, понимаешь?
– Вы сейчас о демонах говорите? – не слишком уверенно уточнила Ора.
Чувствовала она себя странно, её знобило, как при начинающейся лихорадке, а позвоночник и вовсе оледенел, зато ладоням было тепло, почти горячо. Но посмотреть, что это там с ними такое творится, Роен не могла. Потому что тогда бы пришлось их поднять, оторвать от подмокающей рубашки, открывая ухмыляющуюся рану.
– Если б я с ним договорился, они не стали бы жрать всех подряд! – почти выкрикнул фламик и даже попытался приподняться на локтях. – Разве это плохо? Нет, ты скажи.
Мир, странно мозаичный, не совпадающий углами кусков, поехал в бок и вниз, но тут же на место вернулся, целый и кристально ясный, будто тряпочкой протёртый. И Ора сообразила, что переворачивать старика не стоило, а рубашку надо бы сложить по-другому и давить иначе. Да и крови вокруг не так, чтобы много. И нет запаха, того самого, ни с чем несравнимого – вони порванных внутренностей.
А умирающим, наверное, наплевать на собственную правоту. По крайней мере, смертный одр вряд ли располагает к самооправданиям, да ещё с такой убеждённостью.
– Ты просто не понимаешь! – вот теперь жрец голос до настоящего крика повысил.
– Да нет, почему, – пожала одним плечом Ора, давя на неприятно упругое пузо. И прислушиваясь к темноте за выбитым окном. Там по-прежнему трещало, грохотало и выло, даже вроде бы громче, чем раньше. А это вселяло надежду. – Понимаю. Демоны перестанут жрать всех подряд, а станут… кушать только избранных. Цивилизованно. В специально отведённом для этого месте.
– А виселицы вас не смущают, чистоплюи? Преступников всё равно казнят! Какая разница, как умирать?
– Не знаю, – Роен приподняла с живота Владыки рубашку, разглядывая длинную, ещё сочащуюся сукровицей, но уже подживающую царапину. Странно, но что-то такое она и ожидала увидеть. Хотя, конечно, рана, довольно глубокая и серьёзная, хоть и не смертельная, за десять минут никак не могла вот так затянуться. Но затянулась же. – Можно проверить. Позвать сюда демона или доложить о вашем гениальном плане кому следует. Вот тогда вы и оцените разницу между повешеньем и… сожранием. А потом расскажите. Поделитесь впечатлениями, основанными на личном опыте.