Тебе не пара
Шрифт:
Энгин напускает на себя смущенный, кающийся вид.
— Если серьезно… ну, как вам известно, я по-прежнему правоверный мусульманин. А это требует от меня каких-то, э-э-э, взглядов и обязательств. Но надо сказать, я с тех пор, как вышел из тюрьмы, начал испытывать к британцам какие-то дружеские, товарищеские чувства. Даже, пожалуй, родственные. Знаете, люди ко мне стали необычайно хорошо относиться. И я очень благодарен им, всем вместе и каждому в отдельности.
(Зрители тихонько аплодируют этим громким дифирамбам в свой адрес.)
Парки снисходительно
— Так, значит, на ближайшее время у вас нет планов с нами покончить?
(Зрители ухмыляются себе под нос.)
Внезапно Энгин чувствует, как жуткая тяжесть давит мертвым грузом ему на живот — будто его туго опоясывает сосредоточившаяся там тревога. Вид у него делается растерянный, но лишь на какое-то мгновение. К счастью, теперь он, по его собственному утверждению, стал ветераном сцены, так что ему сразу удается взять себя в руки. Удивительно, до чего легко овладеваешь искусством пустопорожней болтовни.
— Кто знает, кто знает. Если такова будет воля Аллаха… — говорит он.
(Зрители все дружно давятся в продолжительном припадке буйного смеха.)
— Вообще-то, Энгин, — продолжает Парки, — о чем бы мне действительно хотелось побеседовать, так это о неудачах — ибо, что ни говори, знамениты вы именно этим: своими провалами. Провалами, если можно так выразиться, совершенно колоссальных масштабов. И тем не менее, вас здесь, можно сказать, чествуют… вы у нас почти народный герой!
Эта тема так близка и понятна Энгину — он каждый день задает себе тот же вопрос. Вопрос, который его посетители тоже, кстати, ему задавали.
— Я думаю, Майкл, дело тут в простых человеческих чувствах — в чувствах, которые мы все испытываем. Мы постоянно, ежедневно стремимся к успеху, но слабость наша, ужасная слабость берет свое. Мы не хозяева собственным мыслям и телу. Мы не дотягиваем до канонов, нами же и установленных. Слаб человек! Почти у всех у нас в жизни есть одна постоянная вещь — неудача. Поэтому, я думаю, когда мы встречаем человека вроде меня, который пытается достичь цели и всякий раз проваливается, это вызывает у нас уверенность и сочувствие…
— А вам не кажется, что мы все просто смеемся над вами, — с улыбкой спрашивает Парки, — над вашей полнейшей безмозглостью?
Энгин чувствует, как кресло вместе с опорой начинает раскачиваться, словно подвешенное на канатах к ветвям высокого дерева. Что-то по-прежнему охватывает его живот, все туже и туже. Это ощущение он не может объяснить ни зрителям, ни даже приятному мистеру Паркинсону. Ответно улыбнувшись в расчете выиграть время, он думает: а зачем ему вообще это надо — выигрывать время?
Выпить они не хотят. По правде говоря, его жизнерадостное предложение не производит на них особо благоприятного впечатления.
Скорее наоборот. Тарик, откинувшись назад в гостиничном кресле, оценивающе оглядывает своего подопечного.
— Энгин, — говорит он, — ты хоть понимаешь, что делаешь?
Энгин изображает на лице подавленное, унылое выражение.
— В каком смысле? — спрашивает он у Тарика, в замешательстве ерзая на кровати.
— В каком смысле, Энгин? В том смысле, что ты играешь роль деревенского дурачка в этих безбожных, пустых, бессмысленных телевизионных программах! Кто такой, кстати, Грэм Нортон?
Энгин произносит:
— А, да просто очередное ток-шоу.
Бывают случаи, когда лучше особенно не вдаваться в детали. Тарик никогда не был в большом восторге от содомитов, да и по поводу доктора Абу Афшин аль Анвар Магомета у Энгина имеются сомнения — вряд ли он испытывает к ним намного более теплые чувства.
Тарик грустно кивает.
— Разве ты не видишь, во что ты превратился, Энгин? — Тарик наклоняется вперед в своем кресле.
Таким Энгин его никогда прежде не видел. От этих заклинаний на душе делается ох как неспокойно.
— Во что, Тарик?
— В ручного дебила, которого использует западное империалистическое общество, это скопище неверных! Ты совершил фиск [29] и потому являешься закоренелым фасиком [30] , отступившимся от Ислама. Вспомни, Энгин, слова Аллаха, мир Ему: «А если кто из вас не примет ниспосланное Аллахом, тот — фасик, неверный мятежник». Или, может, ты заалим, что ничуть не лучше.
29
Фиск (араб.) — беспутство, порочный поступок.
30
Фасик (араб.) — неверный, грешник.
— Надо же человеку на жизнь как-то зарабатывать, — пытается вывернуться Энгин. — Особенно после тюрьмы.
— Но не в «Раздевалке» же! Как такое понимать прикажешь? Сюсюкать с этой ухмыляющейся — рот до ушей — шотландской шлюхой, Кэрол Смилли! — Тарик плюет, охваченный отвращением.
— Она на самом деле очень приятная, Кэрол Смилли, — без особого энтузиазма говорит Энтин.
Доселе молчавший доктор Абу Афшин аль Анвар Магомет внезапно издает рык, способный кого угодно привести в замешательство.
— Признавайся: пил из чаши греха, что носит она меж ног своих? — требует он отчета у Энгина.
— Что? Нет! Нет, нет, нет! Не пил, — добавляет тот с легким сожалением.
— Энгин, — продолжает увещевать Тарик, — ты разве не понимаешь, какой вред своим бездумным потворством и заигрыванием наносишь нашему делу — делу Аллаха, делу палестинских и чеченских братьев, людей, которые здесь, вот в этой стране, борются несмотря ни на что за свою веру. Ты разве не видишь, как каждое твое идиотское появление на телевидении принижает все то, к чему мы всеми силами стремимся?