Тебе принадлежу
Шрифт:
—Люблю, — шепчу ей на ушко, — я безумно тебя люблю.
Осторожно укладываю обессиленную малышку рядом, тянусь к тумбе за салфетками. Привожу нас в порядок, стирая с нее свои следы, пока она что-то сонно мурлычет, свернувшись в клубочек, словно котенок. Однажды распробовав ее, я больше ни за что ее не отпущу.
Восемь лет ее ждал, пока она шарахалась от меня и избегала даже намека на то, чтобы наедине со мной остаться, а я волосы на себе рвать был готов, чтобы не сорваться, не зажать ее где-нибудь в темном углу и не впиться в любимые губы.
Все мысли собой заняла, ведьма маленькая, глаза эти, синие, с ума сводят, душу на части разрывают. Всех вытеснила, никого не помню, да и был ли кто-то?
Последним мудаком себя чувствовал, снимая легкодоступных девиц в клубе несколько раз в неделю. Каждый раз казалось, что изменяю той одной, единственной, той, что поселилась в сердце, заняла все мысли.
Это не просто любовь, это одержимость. Ею, ее голосом, смехом, запахом, ее робкой улыбкой и горящими глазами. Сам не понял, как втрескался, как попал, увяз в этой девочке. Ребенком пообещал жениться, смешно даже, никто тогда в серьез не воспринял, и я не воспринимал, ровно до дня своего совершеннолетия. Маленькая, в голубом сарафанчике, с длинными толстыми косами и лучезарной, по-детски открытой улыбкой. До сих пор перед глазами стоит картина, как краснея она вручает мне подарок — маленькую, черную коробочку. А у меня тогда дыхание сперло, воздуха не хватало, впервые со мной такое случилось. Самому от себя тошно стало, потому что видел в ней не просто девочку, с который вырос, не сестру лучшего друга, а нечто большее и это пугало до чертиков. Буркнул тогда что-то, даже не взял подарок, развернулся и ушел,бросив на нее последний взгляд. Как сейчас помню ее растерянный вид и осунувшиеся плечи. А потом в армию ушел, потому что не мог так больше, это было выше моих сил, оставаться там, где она. Думал легче станет, отпустить, потому что ненормально это, а меня не отпускало, только хуже становилось. Ночами о ней думал, снилась каждую гребанную ночь. Свихнулся на ней.
Подарок ее хранил, отыскал ту самую коробочку среди остальных, долго сидел и пялился на запонки, ничего особенного, а сердце кольнуло так, что, казалось, остановится оно. Так ни разу их и не надел, не смог. Как идиот носил их с собой и разглядывал каждый раз, когда о ней вспоминал.
Вернулся из армии спустя год, ни черта меня не отпустило, только хуже стало. Гонял от нее пацанов, каждый в той школе знал, что подойти к Громовой означает оказаться в инвалидной коляске и я бы выполнил свою угрозу. Решение уехать в Москву далось мне с огромным трудом, но это был единственный выход, иначе тронулся бы, съехал с катушек. Дома только по праздникам появлялся и как в насмешку, ни один праздник не обходился без Громовых, потому что семья. И каждый раз сдерживал порыв схватить и увезти ее куда-нибудь подальше, чтобы хоть недолго побыть с ней наедине, останавливал только взгляд ее настороженный и то, как дергалась она в моем присутствии, боялась, избегала. Я принял верное решение дать ей время, в конечном итоге она все равно бы стала моей, потому что с самого рождения принадлежала мне. И я держался, держался от нее подальше, ждал и ждал бы дальше, если бы не звонок Юльки. Сорвался тогда с совещания, оставил Димку за главного, и в тот же день вернулся в город. Я готов был дать ей время, но не готов был делить ее с другими, потому что она моя. Несколько дней потребовалось, чтобы немного успокоиться, прийти в себя и принять решение остаться. В столице меня больше ничего не держало, бизнес в Москве не требовал постоянного присутствия, а Катя требовала. Спустя неделю после возвращения заявился к Олегу и поставил того перед фактом, что женюсь на его дочери. До сих пор удивляюсь, как он мне морду не набил и с лестницы не спустил, когда я его дочь на кухне зажал. Сам же мне в руки ее отдал, чем удивил несказанно, но виду я не подал.
—Ты
—Красивая ты, Кать, — отвечаю и целую свою малышку, не отпущу, никогда не отпущу, в лепешку разобьюсь, костьми лягу, но самой счастливой сделаю, чтобы и мысли уйти у нее никогда не возникло.
—Ты тоже ничего, — смеется и утыкается носом мне в шею, а у меня, мать его, опять стоит и она это, конечно замечает. Кажется, мы оба не против пойти на второй круг, но в самый неподходящий момент, как по закону подлости, раздается стук в дверь, а следом дергается ручка.
—Надо открыть, — шепчет малышка, продолжая меня целовать.
—Надо, — соглашаюсь и лишь сильнее прижимаю ее к себе. С ума схожу от ее близости, моя особенная девочка.
—Твою, — взрываюсь, когда слышу звук поворачивающегося в замке ключа и тактичный стук. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто такой настойчивый. Укрываю малышку одеялом так, чтобы снаружи была только голова и произношу громкое «входи».
—Что ты…
Договорить малышка не успевает, дверь распахивается и на пороге показывается никто иной, как отец, в компании Олега, просил же, блядь, не срываться и оставаться за городом.
—Хммм, — задумчиво произносит отец, окидывая нас взглядом и останавливается на малышке, лицо которой приобрело пунцовый цвет.
—Привет, — смущенно произносит она, уставившись на Олега.
Глава 25
Макс
—Выросли детки, — заключает крестный, тем самым сильнее вгоняя в краску свою дочь. — Вы бы хоть выписки дождались, кролики.
—Папа! – не выдерживает Катя, а я тяну ее ближе и целую в висок. Нечего здесь стесняться, она – моя невеста.
—Не папкай, — усмехается Олег. — Робот, не любит, замуж не пойду, — он начинает откровенно ржать.
—Будешь продолжать в том же духе и станешь дедом, — насупившись произносит малышка и меня пробирает на смех. Рука непроизвольно ложиться на ее живот, о детях я не задумывался ровно до этого самого момента. А почему в общем-то и нет?
—Ладно, мы с Димой сейчас выйдем на минутку, а ты пока оденься, — обращается к дочери Олег, — хохотнув, Громов кивает моему отцу, который, кажется, еще не совсем пришел в себя, идет к двери.
—Это все из-за тебя, — ворчит малышка, натягивая джинсы, а я глаз отвести не могу, красивая, преступно красивая, вечность готов смотреть на нее такую. Она стоила того, чтобы подождать. – Вечно я из-за тебя в неловкие ситуации попадаю, папа же теперь не отстанет, достанет своими подколами.
—Хватит бурчать, лучше иди ко мне, — не могу сдержать улыбку, когда, вздохнув и закатив глаза, она все же подходит и садится рядом. Проводит ладошкой по моей щеке и улыбается. Перехватываю ее руку, целую ладонь и глаз отвести от нее не могу. Тяну на себя и целую в который раз за день, эти губы я готов целовать вечно.
—Я так за тебя испугалась, — произносит тихо, огонек в глазах меркнет.
—Не стоит, — зарываюсь пальцами в ее густые, темные волосы, целую снова, кажется, я окончательно помешался на ее губах, — я же Демин, пуля нас не берет.
—Дурак ты, — бьет кулачком в плечо, перехватываю ее руку и подношу к губам. Разберусь со всем этим дерьмом, что свалилось за последние несколько недель, женюсь и увезу ее куда-нибудь подальше, туда, где нас точно никто не побеспокоит.
Очередной стук в дверь, и я готов послать лесом родного отца.