'Тебя, как первую любовь' (Книга о Пушкине - личность, мировоззрение, окружение)
Шрифт:
Это - хоть и печальное, но все еще спокойное, элегическое, освещенное мягкой улыбкой размышление о смерти. Может быть, суеверный поэт вспомнил давнее предсказание гадалки, что суждено ему умереть насильственной смертью от "белой головы"? Предсказание это не давало ему покоя, и он рассказывал о нем многим друзьям и знакомым.
Мы знаем уже, что происходило в это время с Пушкиным: "ямщик лихой седое время" порастрясло политические иллюзии поэта, все яснее становилась бесплодность его надежд на мудрое правление Николая, на его милосердие к сосланным декабристам. Беспросветность политического будущего России. Неясность собственного будущего.
Какая душевная драма
Ужель мне скоро тридцать лет?
Поэт вступает в полосу зрелости. А он все так же бездомен, бесприютен, скитается по гостиницам, по друзьям. У него нет ни состояния, ни твердого положения в обществе, ни службы. Он политический поднадзорный: за каждым шагом его следят. Бенкендорф его постоянно и бесцеремонно одергивает, поучает как мальчишку, устраивает разносы, грозит немилостью государя. В Петербурге поэт как в каменной клетке, он рвется из нее в поисках новых впечатлений, свободы передвижения, общения, без чего творить невозможно.
В 1828 году он просит отправить его хотя бы на фронт, в действующую армию, воюющую с Турцией, посылает соответствующее письмо Николаю. Бенкендорф приказывает ему явиться в канцелярию, а когда поэт приходит, его не принимают.
"По приказанию Вашего превосходительства, - пишет Пушкин Бенкендорфу 18 апреля 1828 года, - являлся я сегодня к Вам, дабы узнать решительно свое назначение, но меня не хотели пустить и позволить мне дожидаться".
"Умнейшему человеку России" даже не позволили дожидаться в приемной у жандарма! Можно представить себе, в каком бешенстве был Пушкин от этого унижения.
Через короткое время Пушкин просится в Париж. Снова - грубый отказ. П. А. Вяземский пишет жене по этому поводу: "Пушкин с горя просился в Париж; ему отвечали, что как русский дворянин имеет он право ехать за границу, но что государю будет это неприятно... Эх, да матушка Россия, попечительная лапушка всегда лежит на тебе, бьет ли, ласкает, а все тут, никак не уйдешь от нее".
Объятья Николая, которые он раскрыл Пушкину, становились все более удушающими.
...О, тяжело пожатье каменной сто десницы!
От него требуют объяснения по поводу стихотворения "Андрей Шенье", отрывок из которого гулял по Петербургу с заголовком "На 14 декабря".
Пушкин объясняет, что стихотворение относится к Французской революции.
Ему внимают подозрительно и учреждают - теперь уже официально секретный надзор.
В мае 1829 года он сватается к Наталье Николаевне Гончаровой. Ему не дают определенного ответа, но и не лишают надежды. Тотчас же, в смятении, он бросается на Кавказ, в армию генерала Паскевича. Кажется, что он не прочь подставить себя под пули: так безрассудно, отчаянно ходит он в атаку.
По возвращении с Кавказа Бенкендорф снова выговаривает ему: "Государь император, узнав по публичным известиям, что Вы, милостивый государь, странствовали за Кавказом и посещали Арзерум, высочайше повелеть мне изволил спросить Вас, по чьему позволению предприняли Вы сие путешествие".
Еще тяжелее было Пушкину от неожиданно холодного, прямо-таки ледяного приема в доме Гончаровых: будущей теще уже известны были все светские сплетни о Пушкине. Свадьба расстраивалась. В горе и отчаянии поэт рвется из России. И вновь получает издевательский отказ, продиктованный якобы исключительно только заботой об интересах самого поэта: "В ответ на Ваше письмо ко мне от 7-го числа сего месяца спешу (Бенкендорф "спешил" с ответом 10 дней!
– Г. В.) уведомить Вас, что его императорское величество не соизволил удовлетворить Вашу просьбу о разрешении поехать в чужие края, полагая,
Что же касается разрешения на издание Вашей новой трагедии, я не премину сообщить Вам на днях окончательный ответ".
Какая трогательная забота "его величества" о денежных делах поэта и о том, чтобы ничто не отвлекало его от занятий!
С поэтом теперь не церемонятся и не вспоминают о праве дворянина поехать за границу. С ним обращаются, как с крепостным его императорского величества. Бенкендорф выговаривает поэту даже за кратковременную поездку в Москву. "К крайнему моему удивлению, я услышал по возвращении моем в Петербург, что Вы внезапно рассудили уехать в Москву, не предваря меня, согласно сделанным между нами условием, о сей вашей поездке. Поступок сей принуждает меня Вас просить об уведомлении меня, какие причины могли Вас заставить изменить данному мне слову? Мне весьма приятно будет, если причины, Вас побудившие к сему поступку, будут довольно уважительны, чтобы извинить оный, но я вменяю себя и обязанность Вас предуведомить, что все неприятности, коим Вы можете подвергнуться, должны Вами быть приписаны собственному Вашему поведению..."
От подобных вежливых укоризн Бенкендорфа веяло Петропавловскими казематами.
Но, кажется, судьба вновь улыбнулась поэту. В доме Гончаровых наступило явное потепление: видно, более выгодного жениха не нашли. Пушкин с помощью Толстого-Американца сватается вторично и получает согласие.
Поэт на пороге новой жизни. Он грезит о семейном счастье, но и сомневается в его возможности. Сможет ли он обеспечить семью? А главное будет ли он любим? Невеста так молода и так красива.
И Пушкин пишет ее матери поразительное письмо, до предела обнажая все, что терзает его душу накануне женитьбы. Письмо это столько говорит о самом Пушкине, что его стоит привести.
"Только привычка и длительная близость могли бы помочь мне заслужить расположение вашей дочери; я могу надеяться возбудить со временем ее привязанность, но ничем не могу ей понравиться; если она согласится отдать мне свою руку, я увижу в этом лишь доказательство спокойного безразличия ее сердца. Но, будучи всегда окружена восхищением, поклонением, соблазнами, надолго ли сохранит она это спокойствие?
Ьй станут говорить, что лишь несчастная судьба помешала ей заключить другой, более равный, более блестящий, более достойный ее союз... Не возникнут ли у нее сожаления? Не будет ли она тогда смотреть на меня как на помеху, как на коварного похитителя? Не почувствует ли она ко мне отвращения? Бог мне свидетель, что я готов умереть за нее; но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, вольной на другой день выбрать себе нового мужа, - эта мысль для меня - ад".
Какой удивительно страшной и точной оказалась эта последняя фраза!
"Перейдем к вопросу о денежных средствах, - продолжает поэт, - я придаю этому мало значения. До сих пор мне хватало моего состояния.
Хватит ли его после моей женитьбы? Я не потерплю ни за что на свете, чтобы жена моя испытывала лишения, чтобы она не бывала там, где она призвана блистать, развлекаться. Она вправе этого требовать. Чтобы угодить ей, я согласен принести в жертву свои вкусы, все, чем я увлекался в жизни, мое вольное, полное случайностей существование. И все же не станет ли она роптать, если положение ее в свете не будет столь блестящим, как она заслуживает и как я того хотел бы?