Тебя зовут Макс
Шрифт:
Егор подошел к кабинету полковника Потапова и открыл дверь. Степан Петрович стоял у окна и, кажется, даже не заметил, как он вошел.
– Степан Петрович, добрый день, разрешите войти? – обратился к полковнику Михайлюк.
– Да, да, заходи, Егор, – как-то устало ответил Степан Петрович, продолжая смотреть в окно, – ты никогда не думал о том, почему добрый человек, как правило, бедный?
Егор не ожидал такого вопроса и растерянно молчал. Степан Петрович подозвал его к себе.
– Посмотри в окно и скажи мне, что ты видишь?
– Дождь… Люди под зонтами бегут куда-то. Старик возле тротуара милостыню просит, а все мимо проходят…
– А, если так?
Степан
– Отражение свое… и вас немного… Семен Петрович, я не понимаю, к чему вы…
– Сейчас поймешь. Ты парень не глупый. Ответь только, чем окно от зеркала отличается?
– Ну как чем? Зеркало не прозрачное, на нем пленка есть… из серебра кажется…
– Вот-вот… Какая-то крошка серебра делает нас зацикленными только на себе. Может прав бог, что тем, кого любит, богатство не посылает, а? Ладно, забудь. Хандра осенняя напала. Ты с чем ко мне? Новости есть?
– Да. Новости, – ответил Егор и рассказал все, что удалось узнать.
Степан Петрович был обеспокоен не меньше Егора. Ситуация усугублялась тем, что на запрос о дактилоскопии Говорова, с которой просил посодействовать Егор, пришел неутешительный ответ, в котором сообщалось, что весь архив по заключенным в Можайске сгорел пять лет назад. Часть данных успели загрузить в базу, но некоторые сведения безвозвратно утеряны, в том числе, сведения о Говорове.
– Слушай, Егор, давай поступим следующим образом. Разошли во все больницы нашего и соседних районов запросы о медицинском персонале, в первую очередь, о хирургах. Может, кто срочно уволился, пропал, уехал и так далее. Больше зацепиться нам все равно пока не за что.
– Сделаю, товарищ полковник. Спасибо за совет. Разрешите идти?
– Иди. Держи меня в курсе.
Егор вышел на улицу и надел капюшон. Мерзкий дождь. Капитан Михайлюк пошел по дороге в сторону своей остановки и вдруг понял, что проходит мимо того самого нищего, за которым наблюдал из кабинета Семена Петровича. Ему вдруг стало безумно стыдно за себя и окружающих, которые монотонно бежали по лужам осеннего города. Егор порылся в кармане, нашел какую-то мелочь, подумал и высыпал ее обратно. Потом открыл кошелек и достал оттуда пятьсот рублей.
– Держи, дедуль, – сказал Егор, протягивая купюру старику.
Старик поднял глаза и заплакал. Трясущейся рукой он взял деньги и перекрестил Егора.
– Дай бог тебе здоровья, хороший человек… Пенсия четыре тысячи, старуха моя болеет, разве прожить… – проговорил он, как бы оправдываясь.
Егор не знал, что ответить. Он нахмурился своим мыслям о голодных стариках и больных детях, которые умирают, потому что не имеют этих проклятых бумажек с нарисованными нулями.
– Спасибо вам, – сказал Егор старику и пошел прочь.
– Да мне-то за что? – почти шепотом спросил старик, задыхаясь от волнения.
– За жизнь, – коротко ответил Егор.
Он поднял глаза на окно Степана Петровича. Полковник Потапов все также задумчиво стоял у окна.
– И вам, Степан Петрович, спасибо, – сказал одними губами Егор.
Он понял, какую науку сегодня преподал ему его учитель, друг его отца, так рано ушедшего из этой нелегкой жизни.
ГЛАВА 12
Егор не стал дожидаться свою маршрутку и пошел домой пешком. Нужно было обдумать все, что ему стало известно, разложить по полочкам в своей голове. Однако, то одна, то другая деталь постоянно сползала с этих самых полок, разбивая вдребезги все возможные версии капитана Михайлюка. Кажется, что дождь, наконец, закончился. Или нет. Егору сейчас было плевать на погоду. Макс… Чувство подсказывало Михайлюку, что этот человек не может быть хладнокровным убийцей. Или это игра на публику отличного психолога, который сейчас пытается запутать следствие? Нет, бред. Он не играл на свалке и по дороге в больницу, когда мастерски провел операцию Василичу. В то же время, первая жертва Говорова – его отчим, которому он, будучи подростком, хладнокровно перерезал горло. Этот почерк явно прослеживался и в убийстве еще двух человек, которых обнаружили на свалке. Макс мог промолчать про них и вряд ли кто-то нашел бы их в обозримом будущем. Но Максу это было выгодно. Он должен был предоставить оправдание следам чужой крови на своей одежде… Все запуталось окончательно. А потом, тот похищенный мальчик – Макс его вспомнил, Егор это сразу заметил. То есть получается, что он фактически признал знакомство с ним. Если наложить сюда показания свидетелей, по словам которых был составлен фоторобот преступника, увозившего ребенка от школы на сером джипе, то его причастность к похищению становится практически стопроцентной. Еще одно странное совпадение лежало на самой поверхности. Подозреваемый представился Максом. Человека на фотороботе идентифицировали с Максимом Говоровым. Все сходится…
Егор не заметил, как подошел к своему подъезду, привычно открыл входную дверь, поднялся по лестнице на третий этаж и позвонил. Знакомая трель разлилась в коридоре квартиры по ту сторону двери. Через секунду послышались торопливые шаги, и дверь открылась. На пороге стояла женщина лет шестидесяти с приятными чертами лица и неброским макияжем. Это была мать Егора. Он посмотрел на нее и заметил новые морщинки, которые нисколько не портили ее внешность, но прямо указывали на ее возраст.
– Заходи, Егорушка. Что-то ты долго сегодня, я уже волноваться начала. Мой руки, ужин остывает.
Егор нежно поцеловал ее в щеку и прижал к себе.
– Мам, я так тебя люблю, – устало проговорил он и зашел в ванную.
Мать обеспокоенно посмотрела на сына, но решила сейчас ни о чем его не расспрашивать и отправилась накрывать на стол. Егор очень сильно напоминал ей о ее покойном муже, майоре полиции, убитом во время командировки в одну из горячих точек. Выбор профессии сына был предопределен им самим еще в раннем детстве. Егор гордился своим отцом и во всем старался подражать ему. Мать, конечно, боялась, что он повторит судьбу своего отца, но не противилась и не отговаривала сына. Сегодня какое-то предчувствие больно кольнуло ей в сердце при встрече с Егором.
– Егор, что случилось? Ты сам не свой сегодня, – спросила Людмила Константиновна.
– Да все нормально, – коротко ответил Егор, который еще не решил, стоит ли делиться с матерью своими мыслями.
– Расскажи мне, пожалуйста. Я может помочь не смогу, но тебе самому легче станет, когда вслух все проговоришь.
Егор молчал. Он проговаривал все вслух сегодня в кабинете Степана Петровича и легче ему не стало. Сомнения раздирали его на части. Егор, кажется, не хотел верить в виновность Макса, но факты говорили сами за себя.
– Мам, а как бы поступил отец, если у него был бы явный подозреваемый по делу, но он сам чувствовал, что человек не виновен?
Мать внимательно посмотрела на сына и еще раз подумала о том, как сильно он похож на отца не только внешне, но и складом мышления, неуверенностью и желанием защитить весь мир от грязи и смрада.
– Отец всегда поступал по совести. Знаешь, как он говорил? Если есть хоть маленькое сомнение в виновности человека, нужно его отрабатывать, приложив все возможные силы. Осудить невиновного – легче и страшнее, чем не осудить виноватого.