Тебя зовут Макс
Шрифт:
Егор снова задумался. В его душе происходила борьба молодого, амбициозного следователя и честного человека, воспитанного в традициях советского времени. Он снова поцеловал мать и ушел в свою комнату: нужно было выспаться, завтра тяжелый день. Завтра многое может стать явным.
ГЛАВА 13
Было еще темно, когда я проснулся
Я стоял на месте не в силах сделать хотя бы шаг. Топот на улице сообщил о том, что ночные дебоширы покинули место своего преступления. Впрочем, преступлением это можно было бы считать, если камень угодил бы в мою больную многострадальную голову, а так…мелкая пакость. В палату забежал всполошенный охранник, усы которого, кажется, проживали самостоятельную жизнь, поскольку шевелились сами по себе. Это было странно и несколько комично. Я подумал об этом мельком, всего на секунду, так как другие вопросы в настоящий момент были куда более актуальными.
– Тьфу! – выругался охранник, – Ну почему в мою смену-то? Эх… Пора увольняться, старый я уже стал для таких приключений…
Не прекращая пустое бормотание себе под нос, он включил свет в палате и подошел сначала к окну, посмотрел через дыру в нем на улицу, потом обратился ко мне:
– Видел кого?
– Нет, слышал только. Двоих. Голоса, а потом, как убегали куда-то вправо.
– Да ну? Эх ты! – с иронией и чуть недоверчиво спросил он. – Прямо таки двое? Ничего не перепутал с больной головы-то, а?
– Слух у меня хороший. Уверен, – твердо ответил я.
Охранник посмотрел на меня, как мне показалось, несколько лукаво и без злобы. В глазах читалось только разочарование от прерванного сна. Он наклонился к булыжнику, про который на какое-то время все забыли, поднял его с пола и поменялся в лице. Его лукавство сменилось обеспокоенностью и растерянностью. Камень был завернут в лист бумаги, вырванный из обычной тетради в клетку, на котором было что-то написано.
– Что там? – поинтересовался я, заглядывая ему через плечо.
Усы охранника снова зашевелились. Он, молча, протянул мне мятый листок. Красным маркером на нем было написано единственное слово – «убийца». Я стоял с этим листком и перечитывал его снова и снова. Меня не покидала мысль о том, что слухи о моей преступной причастности распространились за пределы больницы уж слишком быстро. Я понимал, что это было только начало, что срочно нужно как-то вспомнить свою прошлую жизнь, но не знал как. Собственное бессилие и очередное сомнение в том, что я «хороший человек», не давали мне покоя.
В палате появилась внушительная фигура Елены Сергеевны, которую я, впрочем, заметил не сразу. По ее поведению было понятно, что Андрей Иванович сдержал свое слово и поговорил с ней. Она не высказывала в мой адрес открытой агрессии, но появилось что-то другое. Сложно объяснить в двух словах, но максимально точное определение – это полнейшее игнорирование моей персоны. Ну что ж. Пусть так. В конце концов, она не обязана ко мне хорошо относиться только лишь по тому, что кто-то очень упорно пытается, если не убить меня, то изувечить. «Ночная фея» осмотрела окно, заткнула дыру какой-то тряпкой и, ни к кому не обращаясь, сказала:
Конец ознакомительного фрагмента.