Текодонт
Шрифт:
– Нет, – сказал он. – Не такой дурак. Уйди.
Уходить она не собиралась. Наоборот, по тому, как она расположилась на столе, можно было предположить, что разговор только начинается и очень ее интересует. Пескавин по-сухому сглотнул. Его мутило. Мало, все им мало… Извращение же, и не новое. Были, говорят, когда-то в древности не то на Земле, не то где-то еще этакие дамы, прилежные посетительницы колизеев, – по ночам к ним водили гладиаторов, а утром дама рукоплескала, глядя, как более удачливый боец насаживает ее ночного любовника на трезубец. Насквозь. А может, их тогда и не было, дам этих, может, они появились позднее, и одна из них – вот сидит. Смысл жизни – игра,
– …..!
– Плоско, – поморщилась Анна. – И неумно. Если хочешь меня прогнать, придумай что-нибудь другое. Между прочим, в Ущелье ты рефлексировал гораздо интереснее, я никак не могла тебя предугадать. Это я-то, психолог-практик – и не смогла ни разу, можешь себе представить? Что-то я в тебе не до конца поняла, сложный ты, Текодонт, с твоей работой это опасно, имей в виду на будущее. Только сейчас ты такой же, как все. Скучный. Побитый. А в сущности, что изменилось? Только фаза работы и больше ничего. Понимаешь, фаза! В начальной фазе я тебе нравилась, ты же меня всю глазами обглодал, попробуй только отрицать. И я не стану тебе врать, что мне было неприятно. Но это моя работа. Вот так, ящер.
– И нравится? – не удержался Пескавин.
– Хорошая работа, интересная, – сказала Анна. – И перспективная. Не век же торчать в этой дыре, которая даже не курорт. На днях мне присвоят лейтенанта и отзовут, так что ты у меня, наверное, последний. Честное слово, мне жаль, что ты не появился здесь неделей позже.
«Мне тоже жаль, – подумал Пескавин. – Но неделей позже все могло бы сложиться иначе, и я бы не увидел то, что увидел. При удаче реализовал бы добычу и жил бы расчетом сколотить свою группу… Пупыря можно взять, Хабиба уговорить рискнуть – ходить в Ущелье и объявить вендетту ломтикам. И прозвали бы они меня не Текодонтом, а каким-нибудь Тираннозавром. Но сам бы я в Ущелье больше не пошел. Никогда».
– Сейчас за тобой придут, – сказала Анна. – Прогуляешься до выхода, машина туда уже вызвана. Не хочешь со мной разговаривать? Тогда почитай и оцени, пока есть время, – она протянула ему несколько скрепленных в брошюру листков. – Бери, бери. Это «Психология преследования», моя дипломная работа. Допущена в качестве учебного пособия. Я буду тебе благодарна за замечания. Да ты на гриф не смотри, ты читай, тебе уже можно…
Пескавин с силой размахнулся и запустил брошюру через всю комнату. Ударившись о стену, брошюра спланировала на пол. Анна, казалось, того и ждала, и Пескавин понял, что опять ошибся. Сержант Ланге уничтожила его, но под сержантским кителем была другая Анна – настоящая «не сомневайся», ни одна актриса так не сыграет, – и этой Анне не было дела до успехов сержанта, и она органически не умела проигрывать.
– Но как ты бегал! – расхохоталась она, припоминая. – Как ты петлял! Как заяц. Чуть локатор не свихнулся и я вместе с ним. Ты же от целого взвода уходил, дважды пробегал сквозь цепь, а сам небось и не заметил. То-олько наведешь на него охрану – а он уже в другом месте и опять куда-то вскачь. Стой, говорю, дурачок, куда ты несешься, зачем зря нервировать охрану… Спасибо, дурак Хурц тебя зацепил, а то дождался бы ты крайних мер. Тебе не интересно, что это за крайние меры?
– Нет, – ответил Пескавин и содрогнулся. – Летаргатор?!
Анна снисходительно усмехнулась:
– Летаргаторы, как известно, запрещены. Правда, в особых случаях можно сделать исключение… но ты не особый случай, с тобой проще. Тебя бы просто убили.
Недостоин, значит, с облегчением подумал Пескавин. Так тебе, Текодонт, так. Мелкий ты, хоть и прыткий. Букашка.
«Тебя бы просто убили…» Смысл этих слов не сразу дошел до него, а когда дошел, спине стало жарко. Значит, она знает и это. Летаргатор убивает наверняка, и часто человек даже не понимает, что он убит; он просто засыпает. Но был один случай, когда летаргатор не убил…
Анна кивнула:
– Ты правильно понял, ящер. Мумии живы, ты и сам это прекрасно знаешь. Только у нас говорят не «живы», а «сохранены». Есть такой термин. Я знаю, ты знаешь, все знают, даже гиды, а не знают те, кому этого знать не нужно. Экскурсанты должны получить то, за чем приехали. Или нет?
– Должны, – безразлично подтвердил Пескавин. – Обязательно.
Лязгнула дверь, впуская охранника. Пескавин поднялся.
– Кажется, мне пора. Благодарю за цирк с этим… бегемотом. Не ожидал.
– Для тебя старалась, – отозвалась Анна.
В бок уперся металл. Пескавин повернулся, как ходячий манекен, и шагнул к двери.
– Эй, ящер! – донеслось сзади, и он замер. – Совсем забыла спросить. Только без вранья: ты ведь с самого начала не собирался искать меня у касс, верно?
Вот что ее интересует, без удивления подумал Пескавин. Зачем? Ждет ответа типа «Ну, разумеется»? И очень хочется ответить ей так, чтобы было о чем вспомнить в каторжном бараке, заставить ее кинуться на меня с когтями, как вульгарную девку, чтобы непременно с визгом – и шерсть клочьями. Слова найдутся, заставят взвыть любую. Но эта не взвоет. И поэтому я скажу тебе правду, девочка, какой мне хотелось бы видеть эту правду, и пусть ты первая посмеешься надо мной, как над этой бегемотьей тушей – новой твоей забавой. Тебе пока еще весело играть в эту игру, и ты думаешь, что так будет всегда. Но это не так. Когда тебе станет плохо, когда твой выдуманный мир сыскной романтики начнет разваливаться, ты, может быть, вспомнишь то, что я тебе скажу, и тогда… Не знаю, что тогда. Достаточно того, что ты меня вспомнишь.
– Нет, – сказал он твердо. – Я бы пришел. Я бы постарался тебя найти.
– И дурачок же ты, – послышался вслед насмешливый голосок Анны. – Но все равно, спасибо за удовольствие.
– Тебе спасибо, – серьезно сказал Пескавин.
Охранник что-то буркнул и вытолкнул его в дверь.
Двое конвойных за спиной, еще один идет впереди. Этот все время оглядывается и тогда сбивается с тропинки, вязнет в снегу, бромочет что-то – должно быть, ругается, потом снова месит ногами снег, и по напряженной бритой шее под каской заранее можно сказать: вот сейчас он обернется… Так и есть. Будто боится получить по уху. Пентюх. Да нет, смотрит скорее с любопытством, будто никогда таких не видел. Ну смотри, смотри.
Не надо меня подгонять, я хорошо иду. Я иду правильно, и вовсе незачем тыкать в спину. Когда торопишься, возникает одышка и кровь приливает к голове, а вам, ребята, это вредно. Начнете нервничать, кто-нибудь споткнется и нечаянно нажмет на спуск, а зачем мне нужна ваша пуля? Знаю я эти пули: от человека остаются одни обугленные подошвы. А для чего вам нагоняй от начальства? Для коллекции впечатлений?
Ну вот, нельзя и поскользнуться, непременно нужно долбануть под ребра. Это, наверное, тот, что повыше. Прикладом. Белобрысая сволочь. Начальство одобрит служебное рвение и обманется, потому что это не рвение, а свойство натуры. Ударить, благо дозволяется. Втоптать. Изувечить. Размозжить.