Тела в Бедламе
Шрифт:
Это была отлично оборудованная фотолаборатория. Включив верхний свет, я тщательно осмотрел все. Там были ванночки, коричневые стеклянные бутылочки с проявителем, закрепителем и другими химикатами, бачок для тридцатипятимиллиметровой пленки и увеличитель на маленьком столике рядом с раковиной, к которой была подведена вода. Было еще множество вещей, необходимых для фотодела: рамка, обрезной станок, ножницы, белые тряпочки и полотенца. Компактное и опрятное помещение.
Еще были две проявленные тридцатипятимиллиметровые пленки, но они меня разочаровали. Я просмотрел негативы и не нашел
Погасив верхний свет, я включил красную лампу над раковиной и просмотрел пакеты с фотобумагой — вся она оказалась чистой. Ни одной фотографии.
Убедившись в бесполезности своих поисков, я вышел из фотолаборатории, запер дверь и с улыбкой вернул ключ сержанту. Провожаемый его сердитым взглядом, я вышел из дома, прыгнул в «кадиллак» и поехал в центр города.
Хэйзел уже встала из-за пульта, собираясь домой. Она сообщила мне, что меня никто не спрашивал, и поинтересовалась, неужели я провел все это время у Пита. Я посоветовал ей сделать стойку на ушах и прошел в свой офис. Наблюдая за золотыми рыбками, резвящимися в десятигаллонном аквариуме на книжном шкафу, я размышлял о Брэйне. Кто мог его убить и что, черт возьми, мне делать?
Обычно я держу дюжину золотых рыбок в офисном аквариуме. Сейчас их было тридцать три — во всяком случае, столько я смог насчитать. Но в количестве рыбок я не был уверен, потому что одна из самочек вывела дня три назад кучу деток, и теперь эти малютки были так полны жизни и энергии, что за ними невозможно было уследить. Однако наблюдение за рыбками не навело меня на блестящие идеи, поэтому я сел за письменный стол и погрузился в недолгие и, увы, бесплодные размышления. Занятый этим, я проверил ящик стола, в который засунул красивый пистолет Датча с перламутровой рукоятью. На месте. Интересно, как скоро я снова увижусь с Датчем и Флемом? И, конечно, с Гарви Мэйсом?
Я осторожно положил ноги в туфлях из козловой кожи на стол и угнездил телефонный аппарат на коленях. Бережно, ибо я горжусь моим почти новым письменным столом красного дерева со сверкающей столешницей.
Кстати, я вообще горжусь своим кабинетом. Недавно я заработал пять штук, и мой скромный офис внезапно преобразился. Я покрыл пол темно-синим ковром, поставил письменный стол с вращающимся креслом и два других глубоких кожаных кресла и добавил два шкафчика-картотеки. Рыбки плавают в аквариуме, стоящем на книжном шкафу, в котором я держу справочники «Кто есть кто», «Британскую энциклопедию» и три тома из четырехтомника «Моя жизнь и любовь» Фрэнка Харриса. Перед большим столом красного дерева, за моей спиной, широкое окно, через которое я могу наблюдать за снующими по Бродвею пешеходами. Одним словом, приятное местечко для расслабления, а иногда даже для работы.
Я отыскал номер отеля «Джорджиан» и позвонил Амелии Бэннер. После пары гудков на другом конце линии подняли трубку.
— Амелия, милая моя Амелия, это Шелл Скотт.
— О, привет, — ответил сонный голос. — Привет, Шелл. Как поживаешь? — Она откровенно зевнула в трубку.
— Тебе уже скучно? — расстроился я.
— Не говори глупости, дурашка. Ты меня разбудил.
— Отоспалась?
— Пожалуй. Который час?
Я посмотрел на часы:
— Уже пять. У тебя все в порядке?
— А? Да. Я только сейчас пришла в себя, Шелл. — Она, казалось, проснулась окончательно. — Ты разузнал что-нибудь?
— Ничего особенного. Завтра узнаю больше.
— Шелл?
— Да?
— Ты приедешь?
— Не думаю, Хол… Амелия. Спи дальше. Ты выглядела очень утомленной, а спала всего четыре-пять часов. Я просто хотел убедиться, что все в норме.
Она мягко проговорила:
— Я уже восстановила свои силы.
На это я не нашелся что сказать.
— Шелл? Ты меня слышишь?
— Слышу.
— Ну так что?
— Увидимся завтра.
— Противный.
— Я такой.
— Ты не хочешь уложить в постель убийцу?
— Прекрати. И не глупи. Увидимся завтра.
Черт, дурацкая шутка.
— Хорошо, Шелл. Пока.
— Спокойной ночи, Амелия. Выспись как следует. Я тебе позвоню.
— Провались ты! — Она бросила трубку.
Я полистал телефонный справочник в поисках Гарви Мэйса и Вандры Прайс, но они в нем не значились. Оператор тоже не помогла мне, и я позвонил в отдел расследования убийств. И ответил мне — кто бы вы думали? — мой любезный друг Керригэн.
— Да?
— Мне нужен капитан Сэмсон.
— Извините, но он уже ушел. Ха! — Его тон вдруг переменился, утратив всякое подобие вежливости. — Я, кажется, узнаю мужественный голос. Если это не кровожадный детектив Шелл Скотт, я перережу себе глотку.
Я мог бы и ответить, но не стал этого делать, а лишь попросил:
— Соедини меня с кем-нибудь еще.
— Ничего не выйдет, Скотт. Если хочешь чего, говори мне.
— Меня удивляет, что ты сидишь в отделе. Я-то думал, ты будешь болтаться где-то рядом, чтобы выследить меня, хотя я сомневаюсь в том, что ты можешь выследить кого-нибудь, разве что ребенка.
— Ладно, чего ты хочешь?
Черта с два попрошу я его о чем-нибудь.
— Не вешай трубку, — сказал я, положил свою и отправился домой.
Двойную порцию мяса на ребрышках и хорошенько выспаться. Глядишь, завтра будет более плодотворный день. В каком смысле плодотворный, я не знал, но предчувствовал, что скучать мне не придется.
Вернувшись в свой апартамент-отель, я выпил немного с Полом Энсоном — доктором, живущим на том же этаже через две двери от моей квартиры, у которого всегда был постоянный запас доброго кукурузного виски. Потом я отправился к себе.
На «Амелию» я взглянул с чувством, близким к отвращению. До сих пор она царила в гостиной моей трехкомнатной квартирки. Но по сравнению с пышной красоткой в мастерской Брэйна моя «Амелия» казалась мне слишком вульгарной. Она висит, как войдешь, на правой стене над фальшивым камином, и ее бесстыжие глаза лукаво смотрят вниз, на огромный диван шоколадного цвета, стоящий на толстом ворсистом желто-золотистом ковре, покрывающем пол от стены до стены. Чего только красотка не повидала, так что настала пора от нее отделаться.