«Телефон доверия» и другие рассказы
Шрифт:
Батюшка рассказывал, как он старался молиться и везде успевать, ведь за ним, единственным тогда легально служившим священником, стояла огромная паства. Одного только не хватало отцу Симеону: он никогда не проповедовал. Боялся, как он говорил, своего скудоумия и не решался наставлять тех, кого считал выше себя. И в одну из ночей во сне увидел Пресвятую Деву. Она и укорила его в том, что он всегда молчит.
– Что же мне делать, Матушка? Не способен я слово говорить.
– Тогда бери написанные проповеди и читай.
– Кого же мне читать, Матушка?
И в ответ Пресвятая назвала ему имя автора одного из сборников проповедей. Этой книги у него как раз и не было.
Утром в храме он рассказал псаломщику о своем сне, а тот отвечает: «Есть у меня такой сборник», – и вечером принес его отцу Симеону.
– С тех пор я на каждой службе стал читать очередное краткое поучение известного проповедника. Вы бы видели, как плакали люди от его незамысловатых слов!
Не было в лавре другого такого любителя проповедовать, как отец Симеон. Даже если сам не говорил с амвона, так обязательно приходил послушать других. Не пропускал и учебных студенческих проповедей. Все уже устанут и разойдутся, а батюшка все будет тихонечко стоять где-то поодаль и слушать.
Мой знакомый священник в те годы, будучи семинаристом, в один из таких дней слушал поучение отца Симеона. Молодежь любила пообщаться со старым монахом. Неожиданно он повернулся к моему знакомому и сказал остальным:
– Позвольте представить: перед вами будущий ректор N-ской семинарии.
Какой ректор, какой семинарии?! Семидесятые годы, Церкви дозволялось существовать в строго очерченных границах отведенного для нее гетто. И вдруг N-ская семинария, которая тогда не могла существовать ни при каких условиях. Ребята посмеялись над шуткой старика. Только теперь именно тот батюшка действительно уже много лет несет послушание ректора N-ской семинарии.
Года три назад его пригласили в Швейцарию выступить на христианском конгрессе. Католикам и протестантам хотелось услышать историю подвига Оптинских старцев. А потом, когда ему задали вопрос, сталкивался ли он в своей жизни с подвижниками такого уровня, батюшка и рассказал об архимандрите Симеоне.
Как только началась война, отец Симеон объявил о начале сбора пожертвований. Причем не только в своем храме, но по всему Мурманску и окрестным поселениям. Много ездил, просил жертвовать, и люди отзывались. За короткий срок батюшка набрал два мешка денег крупными купюрами. Надо как-то в Москву переправлять, а кому такую сумму доверишь? Время военное, а деньги неучтенные. Вот и решился отец Симеон сам ехать в столицу.
Не знаю, как уж он добирался, но представить могу. 1941 год, немец стремительно приближается к Москве. На фронт идут эшелоны с солдатами, а назад – бесконечные составы с ранеными и беженцами. И среди этого бескрайнего человеческого моря – маленькая фигурка немолодого уже человека в рясе, с крестом и двумя большими мешками в руках.
– Куда ты, отец? – спрашивали его различные чины по пути. – Что дома-то не сидится?
– В Москву еду, к товарищу Сталину, – объяснял батюшка. – Народ пожертвования собрал, надо фронту помочь.
Таким образом отец Симеон добрался до Москвы и пришел в Кремль. Правда, к самому товарищу Сталину его не пропустили, но деньги приняли и выдали расписку о получении за печатью ответственного финработника. А вернувшись в Мурманск, отец настоятель вскоре и получил благодарственную телеграмму за подписью Верховного главнокомандующего.
Но самое необычное воспоминание, связанное с отцом Симеоном, случилось во время посещения лавры «черным Папой», главой ордена иезуитов, посетившего Советский Союз. Конечно, отец Павел называл мне и год, и даже вспоминал имя «черного Папы», но я, увы, не удосужился их записать.
– В лавру свозили всех гостей, посещавших Москву, особенно тех, кто имел хоть какое-то отношение к Церкви, – рассказывал батюшка Павел. – Привезли и генерала ордена иезуитов. Небольшого роста, в черной сутане, все время своего посещения он ходил, сцепив пальцы за спиной и уткнувшись взглядом в землю. То ли католику было откровенно скучно, то ли таким образом он выражал свое снисходительное отношение к возрасту наших святынь. Попробуй удивить пятнадцатым веком того, кто каждый день из окошка своего кабинета смотрит на развалины Колизея.
– Перед вами церковь преподобного Сергия с Трапезной палатой, построенная в семнадцатом веке.
Гость, поджав губы, мельком бросил взгляд в сторону храма и снова уставился в землю.
– Рядом – знаменитая колокольня, возведенная по проекту князя Ухтомского, высота 88 метров, что на шесть метров выше колокольни Ивана Великого в Москве.
В глазах иностранного гостя никакого интереса, хотя было заметно, как внимательно он всматривается в лица попадавшихся навстречу монахов.
Неожиданно иезуит остановился. Боковым зрением он заприметил шедшего по соседней дорожке отца Симеона и принялся поедать того глазами. Отец Симеон почувствовал к себе внимание человека в незнакомом облачении. Хотя, конечно, его ответный интерес был вызван вовсе не облачением – слишком часто бывали в лавре официальные делегации, и все к этому давно привыкли. Просто в глазах странного гостя было что-то такое, мимо чего не смог пройти старый монах.
Они молча стояли и внимательно вглядывались один в другого. Потом одновременно сделали шаг навстречу, потом еще шаг, и вот два совершенно незнакомых, говорящих на разных языках человека, широко расставив руки, побежали друг к другу и обнялись. Как сияли их глаза, сколько в них было радости и взаимной любви!
Стало понятно, что искал в лавре «черный Папа». Он, словно тот Диоген, хотел найти человека. Святость искал.
Когда делегация высокопоставленных иезуитов покинула монастырь, батюшка подошел ко мне и спросил:
– Отец, а кто это к нам приезжал?
Не стал я отцу Симеону ничего рассказывать, ведь неизвестно еще, как старик переживет известие, что на глазах всей монастырской братии он обнимался с генералом ордена иезуитов. Потому и сказал:
– Это был просто хороший человек.
Чем тот вполне удовлетворился и зашагал дальше по своим делам.
Вспомнить эту историю мне пришлось много лет спустя. Меня попросили выступить на конференции, посвященной памяти удивительного человека, Федора Петровича Гааза. Немца, католика, всю жизнь прожившего в Москве. Врача безвозмездного, сумевшего полюбить и вместить в своем сердце всю босяцкую каторжную Россию. Конференцию в преддверии прославления доктора Гааза проводила католическая митрополия. Ехать на встречу собирался другой батюшка, но в последний момент заболел и перепоручил выступление мне. За три оставшихся дня я не успел в полной мере подготовиться, слишком тема доклада была специфична. Потому только и смог разве что обозначить предложенную мне тему.