Телегония, или Эффект первого самца
Шрифт:
Два года спустя
Я с опаской вертела в руках большой белый конверт с московским штемпелем. Его прислали на кафедру лично Веронике Неждановой, не указав обратного адреса, и теперь я боялась его вскрывать. Что там может находиться? Лист пластиковой взрывчатки, споры сибирской язвы? Если бы конверт прислали мне домой, я бы тут же выбежала из дома и бросила его в ближайшую урну. Но на кафедре сегодня, кроме меня, народу не было, и я решила рискнуть.
Из конверта выпали сложенная вчетверо газетная статья и трогательный двойной листок в клеточку, исписанный четким крупным почерком с изящными завитушками в начале каждого предложения. Я начала читать.
«Приветствую Вас, дорогая моя Вероника Николаевна!
Проезжая с оказией через Москву, не удержался от соблазна Вам написать.
Прошло много времени, и я уверен, Вы уже простили мне причиненные Вам неприятности. Впрочем, Вы с лихвой рассчитались за них, лишив меня единственного сына…
Вас я тоже прощаю. Мы ученые, и кому, как не нам с Вами, знать, каких страшных, порой непосильных жертв требует наука…
Честно признаюсь – когда я покидал окруженный дом, у меня возникла мысль устроить прощальный фейерверк. Уверяю Вас, после него от Вас и Ваших друзей не осталось бы даже обугленных костей. Но я вовремя остановился… Хотел бы я сказать, что из жалости лично к Вам, но какой смысл мне врать?
Нет, я пожалел не Вас, а эмбрионы кентавров – настоящее чудо генной инженерии. Я хотел, чтобы ученые всех стран пытались разгадать, каким путем я достиг успеха, и плакали кровавыми слезами, осознав, что мои достижения им не повторить. Я хотел, чтобы о моей лаборатории заговорили журналисты. Да, пусть меня называли Доктором Зло – зато научный мир понял, насколько далеко я проник туда, куда им с их трусливыми мозгами страшно даже заглянуть…
Но довольно о неприятном. Хочу порадовать Вас – у меня все хорошо. Как я уже говорил, пути отхода были приготовлены заранее. Разумеется, я не покинул Россию – таких возможностей для научных экспериментов у меня не будет ни в одной другой стране. На новом месте у меня новое имя, новая внешность, должность и отличная лаборатория, где по-прежнему ведутся опыты, которые вскоре взорвут научный мир.
А значит, продолжается и наш с Вами неоконченный спор.
С неизменным уважением и надеждой на новую встречу, всегда Ваш Кирилл Петрович Самойлов».
Я тупо всматривалась в ровные строчки, пытаясь решить, бежать мне в ФСБ, в Интерпол – или сжечь письмо и забыть о нем навсегда. Так и не определившись, я развернула сложенный газетный листок. Это оказалась небольшая заметка из «Н-ских новостей»:
В окрестностях Н-ска местные жители в последнее время стали часто встречать странное существо – не то гигантскую собаку, не то волка, размерами превосходящего все известные виды. Никто не мог его как следует рассмотреть, но те, кому не повезло наткнуться на зверя при дневном свете, рассказывали, что у него слишком короткая, совершенно безволосая морда, сильно напоминающая человеческое лицо. В городе пошли слухи о вервольфе – оборотне, который в полнолуние принимает человеческий облик. Чтобы прекратить распространение слухов, на странного зверя устроили облаву.
Охота началась ранним вечером, задолго до наступления темноты. Охотники рассредоточились на опушке леса, откуда зверь обычно выходил в город. Наступили сумерки, затем взошла луна, и старший решил прекратить охоту. Но три человека не откликнулись на его призыв. Когда охотники плотной цепью пошли прочесывать опушку, то они нашли своих товарищей. Увы, помочь им уже не смог бы и самый искусный врач. Зверь не просто разрывал им горло – он нападал сзади и перекусывал сонную артерию. Похоже было, что этим вечером он устроил свою охоту.
На следующий вечер в облаве приняли участие солдаты расположенной неподалеку от города воинской части, но даже следов зверя они не обнаружили. За последние несколько дней он ни разу не появлялся в городе, но мы все же даем вам совет: остерегайтесь вечером выходить на лесную опушку. Никто не знает, какие силы зла встретят вас там после наступления темноты».