Телевидение. Закадровые нескладушки
Шрифт:
Наутро это наваждение прошло, как будто его и не было. И только строчки на бумаге хранят память об этих духовных нескладушках, неравновесии души.
К вопросу о доверии
В 1998 году Аркадий Александрович Вайнер позвал меня создавать новый нравственно-правовой телеканал «Дарьял-ТВ». Я даже не представлял, какую ношу я взваливаю на свои уже натруженные плечи. Сказать, что было трудно, – значит ничего не сказать. Время от времени меня охватывало отчаяние от груды неразрешимых проблем. И только гордыня останавливала меня от решения все бросить и уйти. Средств было не то что мало. Их почти не было. И надо было создавать малозатратное телевидение. Чистейший авантюризм. Все работали за десятерых. Так, я был заместителем генерального директора, главным редактором, главным режиссером и еще занимался рекламой. Коллектив был маленький, а надо было заполнять 12 часов эфира. В основном работали на чистейшем энтузиазме. Четыре года я не мог позволить себе уйти в отпуск. Работал без выходных по 12–14 часов в день. И так все. Мы не могли позволить себе ничего лишнего. Мы могли платить сотрудникам максимум
Иногда в Аркадии Вайнере просыпался следователь по особо важным делам, и тогда он меня спрашивал: «Вилен Семенович, только скажите честно, неужели ничего не прилипает к рукам?» На что я ему отвечал: «Моя репутация – мой капитал. Мне невыгодно портить этот капитал из-за каких-то жалких нескольких сот тысяч долларов». Так продолжалось где-то чуть больше года. Однажды, когда дела пошли чуть получше и можно было иногда перевести дух, на одном из совещаний у Вайнера, во время каких-то разборок, кто-то из менеджеров среднего звена бросил Вайнеру реплику: «Так вы нам что, не верите?!!» На что Вайнер ответил: «Я никому не верю. Вот только Визильтеру верю». Эта реплика в устах, хоть и бывшего, но следователя по особо важным делам, многого стоила.
Мы с Наташей Дарьяловой и Аркадием Александровичем Вайнером создали неплохой телеканал. У нас было много хороших достойных программ. Мы никогда не изменяли принципам нравственно-правового телевидения. Мне за «Дарьял-ТВ» не стыдно. Об этом телеканале и о людях, на нем работавших, можно много интересного рассказать. Но это уже другая история.
11 сентября 2001 года
В роковом 2001 году я работал заместителем генерального директора нравственно-правового телеканала «Дарьял-ТВ». Когда произошла первая террористическая атака на башни-близнецы, я как раз находился в аппаратной. Быстро связались с нашими коллегами из «Голоса Америки», получили от них видеосвязь, тут же выдали ее в эфир и дальше продолжали вести телерепортаж в режиме реального времени. Репортаж вела Наталья Дарьялова с самого начала. Пять часов продолжался ее комментарий событий. Даже когда включались наши американские коллеги, она не покидала студии, потому что надо было все это переводить на русский язык. И тогда я увидел совсем другую Дарьялову, без ее американской улыбки, без дежурного оптимизма. Она находила те самые необходимые слова для каждого, кто нам звонил на студию. А звонили из самых разных частей света: из Хабаровска и Калининграда, из Одессы и Ужгорода, из Израиля и даже из Нью-Йорка. Хоть мы были и на спутнике, но мы не представляли даже, как много людей во всех частях света нас смотрят. Наталья Дарьялова в эти часы была воплощением мудрого материнства и высочайшего журналистского гуманистического духа. Как она спокойно, сосредоточенно отвечала на каждый звонок, находила для каждого нашего телезрителя вот те самые важные и нужные слова, с какой болью она говорила о страданиях простых американцев, попавших в эпицентр этого вселенского зла. Насколько же она оказалась и нравственно, и духовно, и профессионально выше многих своих коллег. Недаром впоследствии многие газеты писали, что одним из лучших в освещении этих трагических событий оказался телеканал «Дарьял-ТВ». И в этом заслуга Натальи Дарьяловой. Пять долгих трагических часов она терпеливо, без устали вела трудный диалог с нашими телезрителями.
Как жаль, что этот ее духовный потенциал и высочайший профессионализм так и не оказался впоследствии востребованным нашим телевидением. Впрочем, одна ли она оказалась обделенной вниманием наших телебоссов?
Диктатор Крыма
К счастью, на моем тернистом пути в телевидении не часто, но встречались, как говаривал Иешуа в качестве одного из героев Михаила Булгакова в «Мастере и Маргарите», добрые люди. Такой была Анна Михайловна Виноградова в Управлении по производству документальных фильмов РТР. Крепкий профессионал, образованный и проницательный человек, она великолепно разбиралась в природе документальных жанров. Доброта и бескомпромиссность как-то уживались в ее натуре. С ней трудно было работать, но интересно. Она умела заинтересовать работой, буквально заряжала всех, кто с ней работал, неуемной энергией. Как пелось в песне, она «и в жизни умела руду золотую отличать от породы пустой». Однажды она мне предложила сделать фильм об одном из героев Белого движения генерале Слащеве. В наличии имелась только одна фотография Слащева. Всё! С этой фотографией я пошел в Государственный архив Российской Федерации. И эта фотография помогла мне открыть сердца многих его сотрудников. Сотрудники архива считали Слащева незаслуженно забытым героем гражданской войны. И мы вместе стали распутывать нить его жизни.
Он действительно оказался незаурядной личностью. В 26 лет окончил Императорскую академию Генерального штаба. Темой своей диссертации он избрал опыт партизанской войны 1812 года. Как же это ему пригодилось в годы гражданской войны! Подразделения, которыми он командовал в годы великой смуты, не потерпели ни одного поражения. Деникин его назначил командовать обороной Крыма. И в течение полутора лет значительно превосходящие силы Красной армии так и не смогли взять Крым. Поэтому его и называли Диктатором Крыма. Врангель втайне завидовал его славе. И, когда он сменил Деникина, он сместил Слащева. И тогда случилось то, что случилось. Постепенно, по крупицам, по редким документам, по воспоминаниям детей его сослуживцев, в чьих семьях, несмотря ни на что, бережно хранили и передавали из поколения в поколение страницы живой истории о генерале, мы восстановили боевой путь генерала. Но все равно, у нас оставалось всего три фотографии нашего героя. Две удалось раскопать в архиве. И тогда мы с моим оператором поехали в Крым. И там нам удалось пройти по Перекопу, проехать по построенной им узкоколейке, соединившей Перекоп с центром Крыма. И на одной из станций нам улыбнулась удача. Мы обнаружили фотографии строительства этой узкоколейки. Там нас чуть не арестовали. Ведь мы без разрешения снимали важный стратегический объект другого государства – независимой Украины. И только вмешательство начальника станции, кстати сберегшего эти фотографии, спасли нас от больших неприятностей, можно сказать, от межгосударственного конфликта. Но авантюристам иногда везет. В Москве мы нашли квартиру, где он был убит в 1930 году. Дело в том, что Слащеву разрешили вернуться на Родину по личному обращению Михаила Фрунзе, его злейшего врага, его противника в годы гражданской войны, к самому Ленину. И он еще почти десять лет преподавал на Высших офицерских курсах «Выстрел». Многие будущие герои Великой Отечественной были его учениками. Мы побывали на этих курсах, в аудиториях, где он читал стратегию и тактику, и даже в той аудитории, где его чуть не убил герой гражданской войны Семен Михайлович Буденный. Однажды, когда Слащев анализировал причины поражения Красной армии в войне с белополяками и пришел к выводу, что причиной поражения была бездарность командования Первой конной армии, Буденный, который был среди его слушателей, выхватил маузер и стал стрелять в Слащева буквально с трех шагов – и промахнулся. Тогда Слащев спокойно вышел из-за кафедры, подошел к Буденному и сказал: «Как вы стреляете, так вы и воевали». Вот так постепенно образ героя фильма обрастал плотью. Но за этой плотью не было души, не было нерва. И тогда нам помог Михаил Булгаков. Дело в том, что мы нашли документы, свидетельствующие, что прообразом Хлудова в пьесе Булгакова и в одноименном фильме Алова и Наумова «Бег» был Слащев. По всей вероятности, Михаил Булгаков встречался со Слащевым. Уж больно во многом пьеса и документы совпадали, и Дворжецкий гениально воплотил его на экране. Доходило до волшебства. Генерал Слащев начинал развивать в документах какую-то мысль, а Дворжецкий в «Беге» ее подхватывал и развивал дальше. Хотя он об этих документах и знать не знал. Перед ним была только ткань сценария. Но он уловил духовную суть своего героя, как будто они были близнецы-братья. И здесь наш кинопортрет Слащева получил свое завершение.
Каждый документальный фильм, во всяком случае для меня, – это путешествие за золотым руном. И когда удается его обнаружить, это великое счастье, сродни катарсису в любви. Меня часто упрекают, что я слишком люблю своих героев. А как может быть иначе. С холодным носом и не надо браться за фильм. Только любовь и неимоверный каторжный и радостный труд высекают звонкую и яркую искру искусства. А иначе получается ни уму ни сердцу, каша-размазня, серая попсятина.
Диалоги с Колчаком
Иногда Анна Михайловна Виноградова использовала меня в качестве Шойгу из МЧС, особенно когда срочно нужно было спасти какой-то материал. Так, однажды она мне предложила разобраться в материале о русском зарубежье, отснятом сотрудниками Российского фонда культуры. Я приехал к Елене Николаевне Чавчавадзе, и она мне выложила огромный материал, десятки отснятых видеокассет. Судя по всему, режиссер утонул в этом материале. С «Диктатором Крыма» мне было проще. Там была одна фотография, и дальше я уже шел интуитивно, по нюху, как гончая, по следу.
Здесь было гораздо труднее. Но ведь кто ищет, тот всегда найдет. Правда, я даже не знал, что я ищу. И тут мне улыбнулась удача. Я наткнулся на довольно обширное интервью с внуком Колчака. И дальше я обратился к Чавчавадзе с одной-единственной просьбой: помочь мне получить в архиве ФСБ папку со стенограммой допроса Колчака. И она это сделала. Содержание этой папки меня буквально потрясло. Я не мог понять, почему адмирал Колчак так подробно и с такой готовностью отвечает на вопросы следователя. Я перечитывал ее много раз. И наконец я понял, он через этого следователя обращается к своим потомкам. Это была единственная возможность обратиться к своим потомкам. Я переписал папку от корки до корки. И дальше я из всего отснятого материала внука Колчака отобрал только то, что близко стыкуется с ответами великого русского адмирала. И получился диалог через пространство и время между Дедом и Внуком. Причем внук по своему духовному состоянию оказался достойным наследником своего великого предка. И здесь удалось создать мощную драматургическую пружину. Вначале внук заявляет: «Да какой я русский. Детство я провел во Франции. Молодость – в Алжире, зрелость – в Соединенных Штатах Америки. Я космополит». А после взрывчатых диалогов с Колчаком, уже в конце фильма, он оказался таким русским, каким удается быть не каждому рожденному в России. Текст от Колчака читал Никита Михалков. И текст оказался настолько пронзительным, что иногда Михалков не мог сдержать слез. И это его настроение словно передавалось внуку в Париже. Ощущение было такое, как будто это не отдельно снималось, а идет живой диалог: Москва – Париж. И нерв этого диалога постоянно зашкаливает, держит в напряжении. Это была бесспорная удача. И я благодарен Виноградовой, и Чавчавадзе, и Никите Михалкову за предоставленную мне возможность испытать такую радость творчества. Это ведь, как сотворение мира.
Вот и не верь в приметы
Незадолго до смерти Черненко, очередного Генерального секретаря ЦК КПСС, Сергею Георгиевичу Лапину, бессменному руководителю Гостелерадио СССР, присвоили звание Героя Социалистического Труда. Мы в эфирной монтажной имели возможность наблюдать это торжественное событие в прямом и непричесанном виде. Звезду Героя вручал Лапину сам Генсек. Оба уже преклонного возраста, немощные, руки у обоих дрожат, и Звезда выпала у них из рук и куда-то закатилась. Ее долго искали, ползали по полу, наконец нашли и кое-как общими усилиями прикрепили Лапину на лацкан пиджака. Те, кто видел этот эпизод на исходнике, шутили по этому поводу: «Звезда Лапина закатилась». И действительно, с приходом Горбачева его вскоре сняли. Вот и не верь после этого в приметы.
Следите за приметами, господа.