Телевидение. Закадровые нескладушки

Визильтер Вилен С.

Противостояние

В середине 80-х годов прошлого столетия Вилен Егоров покинул Главную редакцию Научно-популярных и образовательных программ, которую он многие годы создавал и которую вывел в мировые лидеры образовательного телевидения. Пришел новый руководитель. Я ему принес свою программу дальнейшего развития телевизионного политического театра. Последовал ответ, что «это нам не нужно». Тогда я подал заявление об уходе. Пришел на свое рабочее место и стал собирать вещички. И тут звонок от заместителя главного редактора пропаганды ЦТ Виталия Рожко: «Вилен Семенович, до нас дошел слух, что вы уходите из учебной редакции. Не хотите у нас поработать?» – «Над чем?» – спрашиваю я. «Собственно говоря, над сходной темой. Мы вам можем предложить принять участие в создании совершенно новой сатирической программы «И в шутку, и всерьез».

Я согласился и перешел в редакцию пропаганды. Пока мы работали над созданием этой программы, в одном из поселков Подмосковья произошло ЧП. Шел 1987-й год. Разгар или разгул перестройки и гласности. И тут случилось первое противостояние людей против одной из ветвей властной элиты, которая, по традиции, считала, что ей все дозволено. Чиновники Министерства

финансов СССР решили построить себе дачный поселок прямо на территории парка поселка Ашукино Пушкинского района. Может быть, им бы и удалось провести эту операцию без сучка и задоринки. Но дело в том, что парк этот особый. Каждое дерево этого парка было посажено мужчинами поселка, которые уходили на фронт в 1941–1945 годах. Каждый призывник перед уходом на фронт сажал дерево. И получился парк памяти. Вот на что покусились чиновники Министерства финансов. И тут люди встали стеной. Когда годами и десятилетиями покушались на их имущество, на их достояние, на их жизнь, они терпели. А здесь терпение кончилось. Так получилось, что я включился в их борьбу и снял хронику событий, полную драматизма. Люди встали живым кольцом вокруг парка. Отснятые кадры обжигали руки, когда я монтировал эту программу. И вот я показываю ее главному редактору Федору Бруеву и главному режиссеру, с которым я был хорошо знаком и даже приятельствовал много лет. Мы оба входили в режиссерскую коллегию и с симпатией относились друг к другу. Когда просмотр был окончен, и Бруев спрашивает мнение своего главрежа. И тот говорит: «Да кому нужны эти сопли и вопли? Че ты нам подсунул эту колхозную дребедень?» Я был в шоке и не нашел даже что ответить. И тут же в редакции поползли слухи: «Во наш-то отбрил новичка». А на следующий день проходила летучка. Разбирались какие-то редакционные дела. В заключение Федор Бруев задает традиционный вопрос: «Кто еще желает выступить?» Я поднял руку и с ходу выпалил: «В моей жизни в последние годы здесь на ЦТ встретились два непорядочных человека, и оба из вашей редакции, режиссеры Г. и Б. Что касается оценки режиссером Б. моей программы, то я с этой оценкой в корне не согласен. И если на общей летучке это подтвердится, то я вам авторитетно заявляю, что тут же подам заявление об уходе». Что тут поднялось! Некоторые сотрудники редакции, в основном женского сословия, чуть ли не с кулаками бросались на меня: «Ты без году неделя в нашей редакции, да как ты смеешь так оскорблять нашего всеми уважаемого товарища!» Некоторые, более доброжелательные, подходили ко мне и говорили: «Старик, да ты полный идиот. Даже если все пройдет нормально, он тебя сожрет с потрохами, и даже не подавится. Он действительно хороший режиссер, но слишком ревниво принимает малейшее покушение на свою славу. Он должен быть лучше всех и выше всех. И тут ничего не поделаешь. И надо его принимать таким, какой он есть». Но мне уже шлея попала под хвост. «Ну и принимайте его таким, какой он есть. Для вас он Король, а для меня крошка Цахес». Федор Бруев в этой истории оказался и смелым, и достойным человеком. Он, видно, решил: «Пусть эфир расставит все точки над «i».

На общей летучке ЦТ мою программу признали лучшей программой недели. Заявление об уходе мне подавать не пришлось. А дальше мы с моим редактором и соавтором Сашей Карповым здорово порезвились на сатирической программе «И в шутку, и всерьез». Это было лучшее время нашей жизни, время, когда мы гордились своей профессией.

Сатирический гвоздь

Это было в те времена, когда я уже или еще гордился своей профессией, хотя на великого Ленина еще не покушались и графа о руководящей роли великой и непогрешимой партии еще оставалась в Конституции СССР. Снимал я с редактором Сашей Карповым и оператором Юрием Гвоздем сатирическую программу «И в шутку, и всерьез» о хищнической вырубке ценных хвойных пород тайги в Братском районе Красноярского края. (Сейчас, если я не ошибаюсь, Юра Гвоздь снимает официальную, кремлевскую хронику, а жаль, он – оператор от Бога.) Все отсняли. Осталось сделать адресный план на плотине Братской ГЭС. Сделали. Но у нас был уговор с оператором: после всех необходимых съемок он уходит на охоту за кадром, который должен стать автографом оператора, то есть мини-сочинением на заданную тему, которое должно уместиться в одном кадре. Такая жирная точка в репортаже, клеймо мастера. Юра пользовался этим своим правом неукоснительно, всегда. И на этот раз он ушел на охоту. Проходит пять минут – его нет, десять… А мороз, между прочим, –47°. Плюешь – и ледышка долетает до земли. Мы уже окоченели, превратились в ледяные статуи. И только зубы мелкой дрожью отбивали ритм злобного ожидания. Наконец минут через двадцать Гвоздь появляется, весь в инее, белый, как Дед Мороз. Слов не было. Побежали к микроавтобусу и помчались в гостиницу отогреваться водкой и чаем. И там, когда пальцы вновь обрели подвижность и гибкость, Юра так небрежно вставляет кассету в магнитофон. На экране – памятник Ленину, но весь в подвижных кочующих облаках. Дело в том, что недалеко от памятника идет слив горячей воды с турбинного зала, и при температуре –47° она мгновенно испаряется, и Ленин выглядит как «Ежик в тумане». Из плотных облаков вдруг высовывается то кепка в протянутой руке, то нос, то глаз, то борода, то надпись: «Верной дорогой идете, товарищи!» Это был такой «гвоздь» в программе, который заранее при самом богатом воображении придумать невозможно. Вот что значит давать свободу талантливому оператору. Один кадр может заставить совсем по-иному засверкать весь материал.

Статус не позволяет

Раньше говорили: в Советском Союзе три дыры: Кзыл-Орда, Кушка и Мары. Вот в одну из этих дыр, в Кзыл-Орду, мы и отправились в командировку. Было это еще в советские времена. Поселили нас в центральной гостинице города напротив обкома партии. Между нами возвышался огромный темно-серо-гранитный Владимир Ильич Ленин. Здание обкома, как и большинство сооружений этого типа, состояло из двух крыльев. В левом крыле располагался облисполком, в правом – собственно обком. Расстояние между ними было метров сто. У каждого подъезда стояли черные «Волги». И вот наблюдаю такую картину: из левого подъезда выходит председатель облисполкома, садится в черную «Волгу», подъезжает к правому подъезду, выходит из машины и заходит в обком партии. Спрашиваю у приставленного к нам инструктора: «А что, он пешком эту стометровку преодолеть никак не может?» Следует лаконичный ответ: «Никак нет. Статус не позволяет».

Мэдал дай мне, мэдал!

Говорят, азербайджанцы очень меркантильные. А я был свидетелем как раз того, когда жажда славы пересилила жажду денег. Это случилось в празднование 65-летия Советского Азербайджана. Приехали мы в старейший совхоз-миллионер. Уже, подходя к конторе, услышали разговор на повышенных тонах. Вошли внутрь и стали свидетелями любопытнейшей сцены. Такое, наверное, сейчас уже и не увидишь. Перед директором совхоза стоял разгневанный односельчанин, размахивал перед носом опешившего начальника увесистой пачкой денег и ужасно возмущался: «Зачем мне дэнги?! Мэдал дай мне, мэдал!»

Жертва привычки

На заре перестройки на центральной площади в Кзыл-Орде произошло ЧП, которое десятью годами раньше могло бы закончиться весьма печально. Снимали мы уборку риса, трудовые подвиги местных рисоводов. В конце съемок местное начальство устроило прощальный банкет для съемочной группы. Выставили ящик водки, ящик коньяку, зарезали барана – словом, честь по чести, вино лилось рекой, сосед поил соседа. Пили в основном за дружбу народов. В веселом расположении духа вернулись в Кзыл-Орду. Стали выгружать из микроавтобуса многочисленное наше съемочное оборудование и заносить в гостиницу. Дело было в воскресенье, вокруг – ни души. И тем не менее пропал осветитель. Только что вот был здесь, вместе со всеми суетился, и нет его. Как сквозь землю провалился. Я и оператор Вадим Вязов, как два наиболее боеспособных товарища, идем на поиски. Я, наученный горьким опытом, в таких командировках вообще не пил. Один человек в группе должен быть трезвым. А Вадим, высокий, двухметроворостый голубоглазый красавец – мужчина, таких раньше брали в кавалергарды, был очень стойкий боец, мог поглотить огромное количество спиртного, и ни на его внешнем виде, ни на поведении это никак не отражалось.

Первым делом отправились в милицию. Сидит там наш мальчик, хлопает глазами и ничего не понимает. Оказывается, он стал жертвой банальнейшей привычки. Дело в том, что мы жили неделю в какой-то хибаре. Удобств никаких, даже во дворе. Собственно говоря, даже и двора-то не было. Сразу за порогом – ровная как стол степь и бескрайние рисовые поля. Поэтому по легкой нужде бегали за микроавтобус. Вот это с ним и сыграло злую шутку. Когда мы остановились на центральной площади и стали выгружаться и заносить вещи в гостиницу, он не сообразил, где мы находимся, и по привычке пошел за микроавтобус. Но во время этой процедуры машина отъехала. И представляете картину: посреди центральной площади стоит молодой оболтус и писает на Ленина и обком партии в придачу. Тут же подъехала милицейская машина, его за шиворот – и в участок. Ну, слава богу, это был уже не 37-й год. Тогда бы его просто к стенке поставили без суда и следствия. Но тем не менее 15 суток замаячили на горизонте. А нам на следующий день улетать. И тут Вадим обращается к дежурному: «Капитан, у тебя дети есть?»

– Есть.

– Сын, дочь?

– Сын. Вот такой же оболтус.

– Ну вот видишь. Они еще зеленые, жизни не знают. Зачем им портить биографию. Сегодня ты пожалеешь этого оболтуса, а завтра, не дай бог, конечно, но если что случится, кто-то пожалеет твоего. Я все-таки верю, в жизни есть цепная реакция добра.

Я обалдел. Такого красноречия я от Вязова не ожидал. Вадим всегда повторял, что он представитель самой молчаливой профессии. А тут такую речь толкнул. Откуда ни возьмись, как у фокусника, у него в руках оказалась бутылка коньяку.

– Давай выпьем за наших детей. Пусть судьба к ним будет благосклонна.

И тут я впервые нарушил свое неписаное правило, выпил рюмку коньяку.

Есть доставить на место!

Об этом случае мне рассказала моя «боевая подруга» Галя Ульянова. В начале 1970-х годов она была редактором скандально известной телепрограммы «Алло! Мы ищем таланты». Очередная программа снималась в Волгограде. Дело было летом. Жара, какая только может быть на юге. Члены жюри, кажется, если память мне не изменяет, Оскар Фельцман и Микаэл Таривердиев, рано утром в пижамах выскочили из гостиницы к рядом стоящему ларьку выпить по кружке пива. Пива выпить им так и не удалось. Бдительные стражи порядка прямо в пижамах доставили их в ближайшее отделение милиции за нарушение общественных нравов. «Ну что, товарищи композиторы, хоть и мелкое, но хулиганство, – заявил строгий дежурный отделения. – На десять суток вполне тянет. Плохой пример подаете нашей молодежи». Оскар Фельцман не возражал. Попросил только разрешения позвонить товарищам, чтобы не волновались. Начальник эту мелкую просьбу решил удовлетворить. Фельцман набирает номер: «Ваня, привет! Я в вашем городе-герое, в отделении милиции. Где-где! В отделении милиции. Понимаешь, выскочил из номера выпить пива. Тут меня и загребли. Передать трубку? Передаю». И протягивает трубку дежурному. Тот берет трубку… вскакивает, вытягивается по стойке «смирно»: «Есть, товарищ, генерал! Так точно, болван, товарищ генерал! Есть доставить на место, товарищ генерал!» Затем обращается к опешившим милиционерам: «А вы что стоите, болваны?! Приказано доставить к пивному ларьку. И мигом!»

Кому еще нравится это место?

Ростов. Лето. Жара. Длинная очередь за пивом у ларька. Самого молодого, инженера ТЖК (телевизионный журналистский комплект), поставили в очередь, а вся телегруппа в тенечке ожидала радостного момента встречи с прохладным ячменным пенистым напитком. И вдруг, когда до конечной цели остался один человек, появилась небольшая группка ростовской шпаны. Один из них подошел к нашему неказистому инженерику: «Вот это место мне нравится», – и попытался взять его за шиворот. Все произошло так быстро, что мы даже не успели отреагировать. Какой-то миг – и верзила корчился на земле и вопил на всю округу. А наш очкарик спокойно обращается к остолбеневшей братве: «Ну, кому еще нравится это место? Нет желающих. Ну тогда забирайте этот мешок с дерьмом и убирайтесь отсюда». Братва молча забрала «мешок с дерьмом» и удалилась. Оказывается, наш очкарик отслужил в спецназе в Афганистане, и это была его первая гражданская командировка.