Тележка с яблоками
Шрифт:
Магнус. Этот маленький островок! «Сей малый перл в серебряной оправе моря!» А не приходило ли вам в голову, мистер Ванхэттен, что мы можем не захотеть превратиться в какой-то довесок к мощному американскому предприятию? Что, если вместо того, чтобы согласиться на это, мы кликнем старый боевой клич синфейнеров и будем драться до последней капли крови за свою независимость?
Ванхэттен. Меня бы очень огорчило подобное возрождение варварских нравов прошлого. К счастью, это невозможно. Не-воз-мож-но! Старый боевой клич не вдохновит разноплеменный экипаж Атлантического флота Лиги наций. Этот флот подвергнет вас блокаде, сэр. Нам, пожалуй, придется объявить
Магнус. Но континентальные державы? Неужели вы думаете, что они хоть на миг допустят подобную перемену в международной расстановке сил?
Ванхэттен. А что тут особенного? Ведь это перемена чисто номинальная.
Магнус. Номинальная! Вы называете слияние Британского содружества наций с Соединенными Штатами номинальной переменой! Хотел бы я знать, как назовут это Франция и Германия!
Ванхэттен(снисходительно покачивая головой). Франция и Германия? Эти устарелые географические названия, которыми вы пользуетесь по укоренившейся семейной привычке, нас нимало не волнуют. Под Германией вы, очевидно, подразумеваете ряд советских или почти советских республик, расположенных между Уральским хребтом и Северным морем? Но здравомыслящие политики Москвы, Берлина и Женевы стараются сейчас объединить их в федерацию, и у нас имеется полная договоренность, что, если мы не будем мешать их действиям, они не станут препятствовать нашим. А то, что вы называете Францией, — то есть, очевидно, правительство в Новом Тимгаде — чересчур занято своими африканскими делами, чтобы интересоваться событиями по ту сторону Ламаишского туннеля. Пока в Париже достаточно американцев, а у американцев достаточно денег, с французской точки зрения на Западе все спокойно. В числе развлечений, которые Париж может предложить американцам, одно из самых популярных — экскурсия в Старую Англию. И французы хотят, чтобы мы себя здесь чувствовали как дома. Что же, мы так себя и чувствуем. И это вполне естественно. В конце концов, мы же здесь действительно дома.
Магнус. То есть простите, почему же?
Ванхэттен. А потому, что нас здесь окружает все свое, привычное: американские промышленные изделия, американские книги, пьесы, спортивные игры, американские религиозные секты, американские ортопеды, американские кинофильмы. То есть, короче говоря, — американские товары и американские идеи. Политический союз между нашими странами явится лишь официальным признанием совершившегося факта. Так сказать — гармония сердец.
Королева. Мистер Ванхэттен, вы забываете, что у нас есть своя великая национальная традиция.
Ванхэттен. Соединенные Штаты, мэм, восприняли все великие национальные традиции и, сплавив их воедино с собственной славной традицией Свободы, получили в результате нечто поистине оригинальное и универсальное.
Королева. У нас есть своя самобытная английская культура. Я не хочу сказать, что она выше американской, но, во всяком случае, она иная.
Ванхэттен. Так ли? Ведь эта культура нашла себе воплощение в произведениях английского изобразительного искусства, в загородных замках вашей знати, в величественных соборах, воздвигнутых нашими общими предками для служения богу. А что вы сделали со всем этим? Продали нам, американцам. Я вырос под сенью Элийского собора — мой папочка перевез его из графства Кембридж в штат Нью-Джерси и тем положил начало своей профессиональной карьере. Сооружение, которое теперь стоит на месте этого собора в Англии, тоже очень недурно в своем роде, отличный образец железобетонной архитектуры
Королева(со вздохом). Ах, так много представителей самых лучших семейств уезжает теперь в Ирландию. Следовало бы запретить англичанам ездить в Ирландию. Они никогда оттуда не возвращаются.
Ванхэттен. Что же тут удивительного, мэм? При таким климате, как у вас...
Королева. Нет, это не из-за климата. Это из-за Конской ярмарки.
Король в глубоком раздумье поднимается с кресла; видя это, Ванхэттен тоже встает.
Магнус. Я должен обдумать ваше сообщение. Собственно, я уже давно чувствовал, что к тому идет. Более того: когда я был молод и находился под влиянием семейных предрассудков, — а надо сказать, что у нас в семье никогда не признавали самостоятельности отложившихся американских колоний, — я сам мечтал воссоединить под эгидой Британской империи все народы, говорящие на английском языке, и поставить эту империю во главе цивилизации.
Ванхэттен. Прекрасно! Замечательно! Вот ваши мечты и сбылись.
Магнус. Не совсем. Теперь, умудренный годами и жизнью, я должен сказать, что в мечтах все это казалось привлекательней, чем на деле.
Ванхэттен. И это все, что я могу передать президенту, сэр? Он будет разочарован. Признаюсь, я и сам несколько смущен.
Магнус. Да, пока все. Может быть, это и в самом деле гениальная идея...
Ванхэттен. Безусловно, безусловно.
Магнус. А может быть, это ловушка, рассчитанная на погибель Англии.
Ванхэттен(ободряюще). Ну зачем же так мрачно! В конце концов, ведь ничто не вечно под луной — в том числе добрая Старая Англия. Прогресс, сэр! Сами понимаете — прогресс, прогресс!
Магнус. Именно, именно. Мы можем уцелеть только в виде сорок девятой звезды на вашем флаге. И тем не менее мы цепляемся за те жалкие остатки самостоятельности, которые вы нам до сих пор позволяли сохранять. Может быть, нам и придется слиться — или, как вы сказали, — влиться, — но все-таки кое-кто из нас постарается продержаться, пока хватит сил. (Королеве.) Дорогая...
Королеваударяет в гонг, стоящий на ее столике. Входит Памфилий.
Вы получите мой ответ после заседания кабинета. Сегодня не ждите, оно может закончиться очень поздно. А вот завтра с утра я вас извещу о принятом решении. Благодарю вас за то, что вы сообщили мне новость до того, как она попала в газеты: в наше время это бывает редко. Памфилий, проводите его превосходительство. До свидания. (Подает Ванхэттену руку.)
Ванхэттен. Я тоже благодарен вашему величеству. (Королеве.) До свидания, мэм. Надеюсь, что скоро буду иметь удовольствие явиться к вам в придворном мундире.