Тельняшка – наш бронежилет
Шрифт:
На борту крейсера находятся западные журналисты. Сразу же пойдут лишние разговоры. После этих разговоров мы вынуждены будем оправдываться и доказывать нашу невиновность. Наилучший вариант, который мы вам предлагаем: к моменту прибытия крейсера вам нужно спуститься на воду в спасательном плотике. Наше судно, команда которого предупреждена о вашем местонахождении, подберет вас и Ланкастера с его драгоценным подарком. Удачи вам.
После полученной вводной Батяня начал приготовления к отплытию.
Измученный последними передрягами, Ланкастер равнодушно наблюдал за действиями небритого усатого человека, который сейчас имел над ним полную власть. Но властью этой он почему-то не слишком пользовался: не калечил его, не избивал, как это делали пираты. Он даже его не допрашивал. Единственное, что он сделал, связал ему руки. Кейс, который был у Ланкастера, усатый человек сейчас постоянно носил при себе, он даже привязал его ручку к своей руке — видимо, он хорошо понимал важность и ценность того, что находилось в кейсе.
Обессиленному Ланкастеру Батяня предложил воду и даже кое-какую еду, которая хранилась в холодильнике сухогруза. Странно, но теперь, когда Ланкастер был в его власти, Батяне было даже жалко этого человека, попавшего в сложную запутанную авантюру.
Ланкастер выпил воду, но от еды отказался. То же сделал и Батяня — с удовольствием выпил бутылку воды и тут же отложил пару бутылок в сторону для того, чтобы забрать воду с собой на плотик. Неизвестно было, как скоро их подберут моряки с ремонтного судна.
Под утро на горизонте Батяня увидел силуэты двух кораблей: уже знакомого крейсера международных сил по обеспечению безопасности судоходства и ремонтного судна «Россиянин». Корабли приближались к дрейфующему сухогрузу с противоположных сторон. Этот факт облегчал задачу Батяне.
— Готовься, друг, к свободе, — сказал Батяня Ланкастеру, приготавливая к спуску на воду спасательный плотик.
Усталый Ланкастер обреченно смотрел на этого решительного не то бродягу, не то пирата, понимая, что сейчас сопротивляться бесполезно.
Он, как неглупый человек, уже начинал догадываться, с кем имеет дело. Уже одно то, что по отношению к нему не было применено насилие, говорило само за себя. Этот небритый усатый мужчина вел с ним по-своему честную игру, он, как и Ланкастер, был частью системы, и его ли, Ланкастера, вина в том, что эти системы враждовали между собой.
Только сейчас, находясь на грани провала, Ланкастер внезапно начал прозревать. Он начинал по-другому смотреть на то, что с ним произошло.
Размышляя о последней своей операции, Ланкастер стал сомневаться во всем. Зачем, ради чего он рисковал своей жизнью? В любое мгновение он мог погибнуть: и тогда, когда изуверы пираты калечили его нежные пальцы, и позже, когда планировал распылить на сухогрузе радиоактивное вещество…
Неужели ради денег, ради славы — этого эфемерно неуловимого ощущения, он рисковал своей драгоценной жизнью?
Мелкая пешка в большой игре… Как часто он слышал это в общем-то банальное выражение. Но, как это часто бывает, слушая это банальное выражение, он до конца не понимал его полного смысла. До поры до времени эти простые слова как-то не доходили до души Ланкастера. Понадобились страдания, чтобы понять и оценить правдивость и мудрость этого выражения.
До своего пленения, до этого утра Ланкастеру почему-то казалось, что он — один из главных участников события мирового значения, о котором будет писать пресса, трубить телевидение. Но только сейчас Ланкастер понял, что совсем не он управляет ситуацией. И даже не его шеф Маккейн.
Но кто же тогда двигает всеми грандиозными событиями, направляя народы против народов, устраивая кровавые войны, провокации международного значения? И главное, зачем, зачем все это творится?
Глядя на чистое безоблачное небо над головой, в котором плавилось белое солнце, глядя на голубую воду за бортом сухогруза, Ланкастер вдруг остро почувствовал важность чего-то иного, от чего ему никак нельзя отказываться, того, что важнее денег, власти, славы… Что это было, пока он этого еще не мог понять.
Именно об этом думал Ланкастер, когда послушно под руководством усатого человека перебирался с борта сухогруза на спасательный плотик.
Прикрытый махиной сухогруза, Батяня быстро работал веслами, направляя плотик в тут сторону, где маячило ремонтное судно с белоснежной волнующей надписью на борту «Россиянин».
Там, на борту ремонтного судна, уже увидели спасательный желтый плотик. Видел Батяня, как с борта ремонтного судна на воду быстро спускали шлюпку, как шлюпка направлялась в их сторону. Сейчас уже, как понимал Батяня, как догадывался и Ланкастер, команда крейсера международных сил по обеспечению безопасности судоходства уже никак не могла помешать ему подняться на «Россиянина».
Перебравшись в шлюпку, а затем и на борт ремонтного судна, Батяня почувствовал, что смертельно устал. Чувство усталости валило с ног. Его обнимали моряки, гражданские люди, его поздравляли, благодарили, но, странно, Батяня почему-то не слишком-то радовался.
Передав гражданским мини-диск и драгоценный кейс, Батяня вдруг остро ощутил огромное чувство потери.
Перед глазами снова замаячил высокий краснолицый балагур Чалов, послышались его шутливые слова о сале, которое прячет от будущей жены маманя, тот самый Чалов, с которым было связано множество событий, который некогда спас на Кавказе ему жизнь… Где сейчас Чалов, где? Вспомнился Сидоркин, вечно враждующий с юрким Калмыковым… Где сейчас Сидоркин?
Ушли ребята, молодые, по-настоящему не прожившие жизнь, ушли ребята в неизвестную страну, откуда нет возврата. Красивые, сильные, верящие в свое будущее счастье.
От внезапно нахлынувшего волнения у Батяни набежали непрошеные слезы…
Накатили воспоминания, которых он в обычной повседневной жизни старался избегать.
Ему снова увиделась та опасная горная дорога, освещаемая белым светом фар бронетранспортера. С одной стороны — зияющая пропасть, с другой — подымающиеся отвесные горы, покрытые зелеными кустами, тонкими деревьями. Черная полоса асфальта, стелющаяся под колеса машины, то исчезала на ближайшем повороте, и тогда казалось, что Чалов не справится с управлением машины и они тут же рухнут в пропасть, то, появившись на мгновение, опять же исчезала перед внезапно возникшим склоном горы…