Тельняшка – наш бронежилет
Шрифт:
И эта сенсация состоялась: никакой радиоактивности на борту сухогруза не было обнаружено. Вскоре группа журналистов и специалистов по мониторингу радиоактивности вынуждена была оставить сухогруз в покое.
За это время, когда журналисты и специалисты по мониторингу радиоактивности обследовали сухогруз, ремонтное судно стояло на рейде недалеко от сухогруза. Стоянка на рейде ремонтного судна была вызвана различными причинами, о которых мало кто догадывался.
Как только на ремонтное судно подняли Батяню и Ланкастера, тут же к Ланкастеру подошли двое гражданских и под благовидным предлогом медицинского обследования повели его в каюту капитана.
К своему удивлению, Ланкастер быстро догадался, что на сегодняшний день даже и на борту ремонтного судна его злоключения не окончены.
Усадив Ланкастера за стол, напоив его чаем, гражданские вежливо спросили Ланкастера о состоянии его здоровья. Получив ответ, что с ним все в порядке, гражданские тут же перешли к разговору на иную тему.
Разговор велся быстро, без каких-либо эмоциональных взрывов — так обычно ведутся разговоры меду опытными коммерсантами, заключающими конкретную сделку.
Сначала Ланкастеру продемонстрировали содержание мини-диска, некогда отснятого на борту сухогруза. Сцена допроса, улыбки пиратов, его, Ланкастера, признание о своей истинной деятельности — все это ожило перед Ланкастером наяву.
Во рту у Ланкастера от волнения все пересохло. Он тут же попросил чашечку кофе.
Было подано Ланкастеру и кофе. Но были еще и вежливые слова:
— Господин Ланкастер, вы сейчас находитесь на борту российского судна. Признаете ли вы сейчас факты, доказывающие, что вы напрямую принимали участие в международной провокации, направленной против России.
Ланкастеру ничего иного не оставалось, как кивнуть головой.
Но на этот кивок головой последовал повторный вопрос:
— Нет, господин Ланкастер, мы должны от вас услышать четкий ответ на вышепоставленный вопрос: да или нет…
Ланкастер понял, что перед ним в лице гражданских сидят профессионалы своего дела. Понял он и то, что сейчас с ним ведется не простая беседа, а форменный допрос и каждое его слово, каждый его жест фиксируется как на видеокассету, так и на аудиодиск.
— Да. Я признаю свою вину, — ответил Ланкастер.
— Признаете ли вы, господин Ланкастер, что пытались распылить радиоактивные вещества на палубе российского сухогруза «Михаил Шолохов»?
Перед Ланкастером на столе появился черный кейс, отобранный недавно Батяней. Отрицать факт существования кейса после всего произошедшего было бессмысленно, тем более что здесь же, на палубе, был главный свидетель и виновник его провала.
— Да, признаю.
— Вы понимаете, что после всего произошедшего, при попытке нанести материальный урон российскому сухогрузу, а следовательно, и России, не говоря уже о нанесении морального урона России, мы обязаны вас арестовать и начать серьезные следственные действия, изобличающие вас как шпиона, прикрывающегося деятельностью ученого.
— Да, признаю. — Ланкастер был не глупым человеком. Он понимал, что сейчас упорствовать — себе дороже. Но пока он не понимал одного: зачем гражданским лицам нужно вести этот допрос?
— Что вы нам сейчас предлагаете делать, господин Ланкастер? Ведь вы, как мы убеждаемся, не глупый человек? — спрашивали гражданские вежливыми голосами.
Были внимательные взгляды, изучающие Ланкастера. Было тягучее тяжелое молчание. Что мог предложить Ланкастер?
Вероятнее всего, как Ланкастер сейчас представлял ситуацию, его ожидал скандальный судебный процесс, затем — страшная холодная Сибирь, где свирепствует господин мороз, где вековые ели, которые нужно пилить и пилить на благо России… Ему пришел конец… Конец не только карьере…
— Господин Ланкастер, мы предлагаем вам выход из сложной безвыходной ситуации. Сейчас мы можем отпустить вас на крейсер международных сил по обеспечению безопасности судоходства. Вы будете всего лишь пострадавшим. Невинно пострадавшим, которого втемную использовали определенные круги. Та информация, которая имеется у нас, будет временно закрыта. Во всяком случае, у вас остается свобода. И, возможно, вы сможете продвигаться вверх по карьерной лестнице.
Ланкастер был не глупым человеком. Он моментально все понял.
Он снова ощутил сухость во рту. Попросил кофе. Тут же подали вторую чашечку кофе.
— Что вам от меня нужно?
— Ничего не нужно, господин Ланкастер. Вы сейчас будете свободным гражданином в свободной стране. Просто через определенное время мы попросим вас оказывать нам кое-какие услуги определенного характера, связанные с вашей профессиональной деятельностью. Ничего необыкновенного мы не потребуем и не думаем требовать.
Это была вербовка. И самое странное было то, что все свершалось за какие-то минуты.
Ланкастер не раз слышал, как вербуются граждане его страны. Он думал, что процесс вербовки происходит на протяжении месяцев — сначала беседы, потом — уговоры, обещание денег… А в реальности оказалось все иначе. Перед ним был жесткий вопрос выбора. Или — холодная Сибирь с вековыми елями, или… Третьего не было дано… И, кажется, выхода у него не было.
Невидимая петля неизбежности туго сжимала его горло. Чтобы хоть как-то ослабить эту петлю, хоть на миг освободиться от нее, Ланкастер был вынужден сказать:
— Да, я согласен на все ваши условия.
— Вы согласны действовать в интересах России?
Понимая, что каждое его слово фиксируется, понимая, что он принимает решение, о котором пару дней назад и не помышлял, Ланкастер сказал:
— Да, я согласен действовать в интересах России.
— Хорошо, господин Ланкастер. А сейчас вы будете свободны. Сейчас мы передадим вас в руки журналистов. Надеемся, что вы, как умный и догадливый человек, сами найдете нужные слова, доказывающие вашу непричастность к нынешней сложной ситуации вокруг судьбы сухогруза «Михаил Шолохов». Во всяком случае, вы сможете многое из произошедшего за последние дни рассказать журналистам лучше нас. Ваши слова, повторимся, ваши убедительные слова, мы надеемся, вскоре сможем услышать по радио в новостных телепередачах.