Тело черное, белое, красное
Шрифт:
– Красиво… - Ирина отошла от окна гостиной.
Николя указал взглядом на строгий, в английском стиле диван, стоящий между окон:
– Располагайся. Я сейчас разожгу камин, чтобы стало уютней. А потом будем завтракать.
Диван, всем своим надменным видом показывающий, что он не какой-то там безродный легкомысленный пуфик или кушетка, на которых можно бесцеремонно развалиться, а что на нем позволено сидеть только чинно и непременно с совершенно прямой спиной, оказался жестким и неудобным. Глаза пощипывало. Бессонная ночь и дальняя дорога давали о себе знать.
– Я хотела бы умыться и привести себя в порядок, а то вся пропахла дымом от костра, да и одежда в пыли.
– Ирина вопросительно взглянула на хозяина.
– Конечно.
– Николя поднял голову и смущенно улыбнулся.
– Я пока еще не знаю твоих привычек. Вторая дверь по коридору справа, халат в шкафу.
– Он зажег каминную спичку. Веселый язычок пламени побежал вверх по древесной коре, которая, обреченно вздохнув, выпустила струйку сизого дыма.
Ирина зашла в просторную ванную комнату, включила душ и, ожидая, пока вода нагреется, подошла к зеркалу. "И что он говорил сегодня ночью? Что во мне красивого?" - Отражение в зеркале удивленно посмотрело на нее.
– Обычная женщина.
– Вздохнув сказала Ирина, проводя кончиками пальцев по лицу.
– "Несомненно, правильные черты лица, гладкая кожа, шелковистые волосы делают женщину привлекательной. Но истинная красота таится в блеске глаз или свете, исходящем изнутри. Блеск - от страсти, свет - от любви, потому что любовь - дитя души, а страсть - порождение тела.
– Отражение с интересом прислушалось к ее мыслям.
– Эти чувства вечно тянутся друг к другу, но лишь изредка соприкасаются, потому что в месте их соприкосновения всегда возникает ожог.
– Она снова вздохнула.
– А когда-то мои глаза светились и все говорили, что я красива, и, пожалуй, я действительно себя таковой ощущала…"
– Ну, что смотришь? Не узнаешь?
– Ирина скорчила гримасу. Отражение незамедлительно ответило тем же.
– Не нравится - отвернись!
– Она стряхнула мокрую руку на зеркало. Покрывшееся капельками воды отражение не моргнуло и не отвернулось.
Надев длинный черный шелковый халат, очевидно мужской - пришлось даже подвернуть рукава, она вернулась в гостиную. В камине уже разгорелся огонь. Поленья возмущенно трещали, недоумевая, зачем понадобилось их разжигать и заставлять растрачивать драгоценное тепло в это солнечное летнее утро. Напольные часы, соглашаясь с ними, укоризненно покачивали медной головой маятника. На чопорном английском диване кем-то были легкомысленно разбросаны подушки с ярким восточным рисунком. "Так тебе и надо!" - подумала Ирина, подкладывая подушки под спину и с удовольствием откидываясь. Стол был сервирован на двоих. Приоткрылась дверь. На пороге, держа в руках поднос с бутылкой вина и двумя бокалами, появился Николя.
– Знаешь, Ирэн, несмотря на то, что мы познакомились только вчера вечером, мне кажется, я знаю тебя очень давно, - Николя протянул ей бокал, наполненный красным вином, - хотя, в сущности, почти ничего о тебе не знаю. И, честно говоря, до сих пор не верю, что ты не мираж, явившийся мне только для того, - он взял ее за руку и нежно прикоснулся губами к запястью, - чтобы неожиданно исчезнуть. Не исчезай, Ирэн, я прошу, - он опустился рядом с ней на диван.
Ирина с удовольствием сделала глоток, но не почувствовала вкус вина. Ей хотелось закрыть глаза, забыться и… пусть он только говорит. Николя осторожно провел пальцами по ее волосам.
– Мой непутевый брат кое-что рассказывал о своих тщетных ухаживаниях за некой строптивой русской. Я слушал и не верил, что ты - не миф, не его выдумка… Это правда, что твой дядюшка узнал тебя прямо на улице?
– поинтересовался он.
– Правда.
– Она вслушивалась в звук его голоса.
"Этого просто не может быть. Это галлюцинация, бред. Надо немедленно уходить. Иначе…"
– Николя, послушай.
– Ирина попыталась высвободить руку и подняться с дивана.
– То, что произошло сегодня, ни к чему тебя не обязывает и…
– То, что произошло сегодня, - он удержал ее и, опустившись на колени, обхватил ладонями ее лицо, - обязывает меня сделать счастливой… - Ирина напряглась, зная, что счастливым нельзя стать или сделать кого-либо по обязанности, - любимую женщину, которую я наконец-то нашел, - выдохнул он, прикоснувшись губами к ее губам. Она закрыла глаза.
"Что ты делаешь?.." - поинтересовался разум.
"Оставь меня…"- отмахнулось чувство.
Сильные руки подхватили ее… Горячие ладони, легкие уколы коротко подстриженных усов на шее, страстный шепот… "Я люблю тебя, Ирэн…" Ей показалось или он сказал это по-русски? А впрочем, какая разница! Пусть только говорит…
…Ирина спала, по-детски подложив ладошки под щеку. Ей снилась поляна, усыпанная огромными желтыми одуванчиками, над которыми беззаботно порхали разноцветные бабочки. Казалось, что она чувствует запах травы и слышит переливчатое стрекотание кузнечиков. Гулкий перезвон заставил повернуть голову. На краю поляны стояли гигантские часы, на маятнике которых, вцепившись в него побелевшими от напряжения пальцами, раскачивался перепуганный крошечный Бернар. Часы, недоуменно опустив глаза, провожали взглядом ничтожное существо, пытавшееся помешать ходу времени. Перед часами расхаживал хмурый Порфирий в шелковом халате, расшитом китайскими драконами. Всякий раз, когда маятник пролетал рядом, он строго грозил Бернару пальцем, повторяя монотонным голосом: "Жизнь без высшего содержания не есть жизнь, а прозябание и медленное умирание души… - Когда же Бернар возвращался, продолжал: -…Сидеть тебе теперь вечно на суровом маятнике времени". Бернар, расширившимися от бесконечного ужаса глазами, молча смотрел на приближающегося и удаляющегося Порфирия, пока не почувствовал на себе взгляд Ирэн.
"Ирэн! Умоляю! Снимите меня! Или пусть он, наконец, замолчит. Хоть на минутку… - простонал Бернар, улетая вдаль.
– …Ведь если бы не я, вы бы никогда не встретили Николя! Помогите же!" - Его крик снова приблизился.
"Я люблю тебя, Ирэн…" - Вдруг услышала она донесшийся откуда-то сверху знакомый голос и, не открывая глаз, счастливо рассмеялась, протянув руки ему навстречу…
Часы мерно пробили семь раз. Ирина проснулась с улыбкой на лице. Думать не хотелось. Ни о чем. Те немногие мысли, которые появлялись, торопливо исчезали, понимая, что сейчас хозяйку лучше не беспокоить. Легкая занавеска, сквозь которую пробивались лучи закатного солнца, чуть подрагивала, тщетно пытаясь не пустить в спальню легкий ветерок с Сены. Рядом никого не было. На невысоком столике в ажурной фарфоровой корзине горкой лежали аппетитные яблоки. Она спустила ноги на ковер и огляделась. Не обнаружив рядом своей одежды, сдернула с кровати шелковую простыню и обмотала вокруг тела. Сделала несколько шагов в сторону двери, но, наступив на край попавшей под ногу простыни, потеряла равновесие и больно ударилась коленом о край стола. Вздрогнув от неожиданности, тот уронил на пол несколько яблок, которые принял в свои объятья мягкий ворс ковра. Гордые испанские женщины с картин, развешанных по стенам, вглядывались в нее с легким недоумением.
– Ну да… - негромко произнесла Ирина, потирая ушибленное колено и подтягивая простыню.
– Я сама еще ничего не понимаю. И что теперь?
"И вправду - что теперь?" Прихрамывая, подошла к старинному зеркалу в массивной бронзовой раме. В зеркале она ответа не нашла. Да еще отражение не захотело смотреть ей в глаза.
– Стыдно? А мне каково?
– спросила Ирина и решительно развернулась, но, сделав еще шаг, опять оступилась, упав в вовремя подвернувшееся кресло, которое оказалось единственным предметом, проявившим лояльность к гостье. Поджав ноги, уселась поудобнее.